[Брайан, Дуглас] Змея и мумия

[Шампиньон]

Представляю вашему вниманию свою любительскую рецензию. Как и другие мои рецензии она содержит сюжетные спойлеры, но без них и писать будет не о чем, а также упоминания других произведений саги, в чем-то напоминающих данное. Читайте на свой страх и риск или закройте тему, чтобы не узнать слишком много.

Впервые я узнал об этом произведении, прочитав его название на фантлабе. Проскроллив до конца страницы, я увидел тамошнюю рецензию, где говорилось что-то о «психиатрии сексуальных расстройств», и мне стало любопытно. Прежде чем начать читать повесть, я просмотрел ее по диагонали, сделал некие выводы о содержании, и начал читать уже полностью.

Итак, первая сцена книги – великая жрица Хат и ее прислужницы идут к алтарю Сета чтобы принести себя в жертву. Кто-то ограбил храм, и теперь Сет требует жертв, а не то устроит всем казни египетские. Хат и ее жрицы трое суток пытались накормить крокодилов жертвенным мясом, но те упорно не хотят его жрать. Выход остается один – пойти и сесть на кол, поскольку это такая служебная обязанность у жриц Сета. Впрочем, когда одна из жриц разревелась, Хат приказала ее отпустить с формулировкой:

Цитата: Она не готова сегодня. Ей же хуже. Будет умирать вместе с рабынями.

Его не вешать. Он не хочет...

Подавая пример другим жрицам, Хат первая идет к палачам. Те помогают ей раздеться и связывают руки, а потом один из палачей натирает свой толстый кол блестящей черной смазкой. Под дудение труб Хат встает на колени, наклоняется и ей медленно вводят кол, и она его чувствует внутри, и ее помощницы тоже уже готовы, и теперь они будут так умирать, пока не сменится пять или шесть караулов стражи.

В общем, это уже не первый раз, когда в творчестве Дугласа есть такие мотивы, но в этот раз все гораздо откровеннее, чем во «Дворце наслаждений», где была любительница отхлестать рабынь Эвника. И именно благодаря этой откровенности меня не оставляет впечатление, что автор все-таки не законченный извращенец (ну так, процентов на 90), и просто не решается прямо написать о сексе и вуалирует его. Я говорю так потому что уж как-то слишком странно ведет себя Хат, какие-то интересные у нее мысли и как-то интересно описан процесс казни.

Например, уже во втором абзаце Хат предвкушает удовольствие:

Цитата: на волнах боли жрица Хат доплывет в запредельное жилище Сета.

Чуть позже надеется на долгий акт любви:

Цитата: Смерть будет долгой.

Начало полового акта:

Цитата: она преклонила колени, словно ей подрубили ноги. Потом легла лицом вниз. Трубы загудели с новой силой. Их голоса заглушили вскрик, который испустила жрица, когда острие проникло в ее тело.

Сам процесс:

Цитата: Хат хрипло дышала — боль пожирала ее изнутри. Дерево медленно пронзало плоть, вгрызаясь сзади, расширяясь, раздирая внутренности. Змееголовое божество жадно следило за агонией обнаженного тела.

Там можно еще много такого надергать, но смысл я уже передал, а нам же еще Конана надо почтить вниманием.

Вторая сцена начинается с того, как чернокожий раб Басра раздумывает над самоубийством. Его везут работать на строительстве, где рабы дольше месяца не живут, а значит он (и другие рабы) – настолько ценный товар, что их держат под навесами от солнца и дают вдоволь еды. Рабов не охраняют – в реке крокодилы, а значит они не рискнут спрыгнуть с борта и уплыть, единственный надсмотрщик валяется пьяный, а какой-то белый здоровяк в полный голос заявляет, что ему нужен черный помощник, а рабом он стал только чтобы попасть на лодку, ведь ему надо добраться до Долины Смерти, а на рабской лодке – это быстрее всего.

И тут мы прыгаем во времени чуть назад, к тому моменту, когда Конан приехал в дом своего богатого друга из Султанапура набраться сил для новых подвигов, чтобы стать ближе к заветной мечте – королевскому трону.

Цитата: Четыре дня Конан отсыпался, прохлаждался в тенистом саду, услаждал себя яствами, питьем и ласками хозяйских наложниц. А на пятый заметил, что его друг уже не тот веселый любитель жизни, каким был прежде.

А на третий день индеец Зоркий Глаз заметил… Ну, вы поняли.

Друг Конана Тиберий, в смысле Али-Бекр, рассказывает, что его дочь Релата Амилийская, в смысле Балзу Танец Луны, сбежала к принцу Валерию, в смысле Патхэбу, который был подвергнут преследованиям и тоже пропал. Но хотя Али-Бекр и называет себя самым жалким из отцов, его дела идут явно лучше чем у Тиберия. Во-первых, его дочь Балзу еще жива, и он об этом знает, а Тиберий даже не догадывался, что Релата уже мертва. Во-вторых, Али-Бекр знает, куда именно увезли его дочь – в женский храм в Долине Смерти, а значит, Конан может отправляться на выручку. И он это делает, притворившись рабом вместо того, чтобы купить себе место на лодке, благо весь дом и все деньги Али-Бекра в его распоряжении.

Выслушав эту историю, Басра не может в нее поверить и обзывает Конана безумцем. Тот не остается в долгу и сравнивает Басру с куском говна на воде (нет, я не сочиняю), которое только и может плыть по течению. Пусть эта идея высказана в грубой форме, но все же лучше когда Конан, как здесь, проявляет лидерские качества, чем заглядывает в рот какому-нибудь старому и мудрому волшебнику или еще кому. Далее Конан заставляет Басру украсть нож у пьяного надсмотрщика, и мы видим завуалированные намеки на онанизм.

Цитата: Рукоятка была теплая, приятно-гладкая и словно сама просилась в ладонь. В глубине души Басра очень любил хорошенькие вещицы. Ему доставляло удовольствие, когда никто не видит, оглаживать ладонями статуэтки из черного дерева или слоновой кости в доме своего хозяина. Тогда он на мгновение мог представить, что обладает этими предметами, и сладкая истома растекалась, но всему его существу.

Басра отдает нож Конану, но тот говорит, что это нож для Басры, и тогда:

Цитата: Нож был очень красивый — с выгнутым мерцающим лезвием, с рукояткой из кости… Басра спрятал его между складок набедренной повязки и лег так, чтобы чувствовать его телом. Лодка тихо покачивалась на волнах Стикса.

Не знаю, какое расстройство описано тут, консилиум может высказать свои идеи.

Пока спят усталые рабушки, негры спят, перемещаемся к жрицам.

Некто Тахтэб ходит между жриц, насаженных на колья (теперь их уже тридцать, причем пять еще живы и стонут в мучениях) и любуется их голыми телами. Оказывается, он вместе с подельниками сам обокрал храм, а потом избавился от подельников и теперь может убивать жриц. Единственное, о чем он жалеет – это что его мать-жрица давно умерла. Учитывая, что в самой первой сцене было много намеков на секс, замаскированный под убийство, вырисовывается неприглядная картинка инцеста.

Потом он вспоминает о своей жизни, и мы узнаем, что это именно он маскировался под принца и похищал аристократок для храма. А то его на рабских рынках обманывали и подсовывали крестьянок вместо аристократок. Ну, он и начал сам соблазнять аристократок. Только вот Балзу он как-то разонравился, и ему пришлось доставлять ее в храм насильно, но уже в храме от нее отказались из-за строптивости, и он оставил ее у себя. В смысле, в каземате на пару месяцев.

Дело в том, что просто переспать с ней ему неинтересно, хотя она бы и рада, но его вкусы несколько специфичны… Причем специфичны скорее в духе Нумедидеса из «Скрижали изгоев», чем из «50 оттенков». Как Нумедидес после секса с Релатой сделал себе мысленную заметку в следующий раз принести с собой плетку, так и Тахтэбу не нужна просто Балзу в кровати; как Релата пообещала себе ублажать Нумедидеса в любое время дня и ночи любыми способами, так и Балзу ясно заявила, что была бы готова на все, если бы ее кавалер не оказался таким странным. Причем как Нумедидес собирался в конце концов уложить Релату на жертвенный алтарь и выпить ее кровь, так и Тахтэб собирается устроить такое представление, по сравнению с которым жрицы, насаженные на кол, будут выглядеть невинной забавой.

Только не знает, как. И спрашивает об этом у одной из жриц, которая еще не умерла. Он вообще стоял возле нее, ведь она когда-то приказала побить его палками, а ему теперь интересно смотреть, как она корчится. Сэт начинает говорить, через нее и советует взять особую змею, напоить ее молоком и кровью, а потом ужалить Балзу, чтобы та наконец-то приняла садомазохизм. Интересно, что Нумедидесу когда-то потребовалось просто дать Релате леща, чтобы она открыла в себе любовь к унижениям. Вот так магия Церуннноса превосходит магию Сэта.

Дальше будет довольно долгий для этой повести период, когда на страницах будет только экшен в исполнении Конана и Басры, некоторые философские диалоги и поиски особой змеи, которые проводит Тахтэб. Все это можно пропустить, хотя бы потому, что тараканы в головах героев улеглись спать, а выдавать сюжет ради него самого как-то подло и бессмысленно.

Но потом тараканы героев просыпается и выходят наружу. Тахтэб, например, заставляет Балзу стоять на горохе голыми ступнями. Она стоит:

Цитата: Балзу стояла босыми ногами на лущеном крупном горохе. Горошины постепенно впивались ей в ступни, причиняя тупую ноющую боль.

Потом разувается и снова встает на горох

Цитата: Балзу спокойно разулась и встала на горох

Дальше они общаются, прямо в каземате, где чуть подробнее рассказывают историю знакомства. А потом Тахтэб обмотался змеей, завернулся в плащ, и снова пришел к Балзу. Медленно распахнул плащ. Змея сползла с него и начала танцевать на полу, ну как будто ей играли на флейте. Глядя на змею, Тахтэб обкончался и умер (нет, это не шутка).

А потом Балзу спасли Конан и Басра. Конан решил выдать Басру за какого-то наследного принца и оставить его в Султанапуре вместе с Балзу, если ее отец поможет негру получить должность при дворе. Так и вышло.

Вот как-то так в общем. Спасение красотки - еще куда ни шло. Учитывая, сколько рассказов, повестей и романов уже написано о Конане, можно поставить слабую тройку (по пятибальной шкале). За старания, за то, что могло быть куда хуже. Но стигийская сюжетная ветка портит все - это что-то с чем-то. Хладнокровный убийца жриц превращается в какого-то слюнтяя, который должен убить в захваченной Балзу умение любить, чтобы она стала его, хотя она сама собиралась стать его. Учитывая, что способами казней было выбрано именно насаживание на кол, учитывая, как это было подано, учитывая, что число жриц на кольях постоянно увеличивалось, мы получаем какого-то секс-террориста, который

Цитата: не мог усмотреть в глазах своей пленницы ничего, кроме презрения к нему, слабому человеку, который пытается разгадать великую загадку любви, рассекая жертвенным ножом сердце, способное любить и удивляясь тому, что видит только комок плоти и сгустки крови

Какой-то женский роман уже получается, ужатый настолько, что вообще не понимаешь, что тут происходит. Причем, он просачивается в ветку Конана - негр, любящий оглаживать гладкие предметы, прятания ножа в интересном месте. Иногда лучше не вуалировать постельные сцены, иногда лучше просто писать их, а то получаем это.