Север Хайборийского Мира

[Зогар Саг]

Киммерия

Киммерийцы Турана вели постоянные войны друг с другом и с соседями. Но, несмотря на то, что они все же перенимали некоторые обычаи и от турано-гирканских племен, и от жителей городов им так и не удалось ни создать прочную империю, сравнимую с Каганатом, ни даже надолго удержаться в захваченных землях. В этих условиях и случилась откочевка царя Мабелода: этот сильный правитель испытал какое-то мистическое откровение, увидел во снах родину предков, и решил вернуться в Старую Киммерию.


Когда Мабелод во главе своего племени решил вернуться в Киммерию, то первое что он обнаружил, это то, как сильно изменился окружающий мир.

Во времена жизни его отца или деда, цивилизованные государства пребывали в величайшей разрухе, существовали во многом формально, в памяти своих старейших жителей. Поэтому кочевка варварского племени не могла быть осложнена ничем.

Относительно легко Мабелод прошел только через полуразрушенную Замору. Жители просто разбегались, или прятались в убежищах, которых понастроили во множестве. Мабелод, впрочем, приказал никого без крайней необходимости не грабить, не убивать, и в рабство не обращать. НО, конечно, воины передовых отрядов не всегда слушали волю правителя.

Коринфия, находившаяся дальше от мира воинственных кочевников, и уже отчасти пришедшая в себя после былых потрясений, все же пропустила караван через свои земли. Хотя никакого фуража и провизии для своих людей, в качестве платы за мир, Мабелод выбить не смог. В Коринфии в то время осели на землю многочисленные норды, чьи вожди, наскоро украсившие свои имена титулами графов, баронов или рыцарей, на переговорах демонстративно хватались за мечи.

До войны все же не дошло. Но переселенцев пустили самыми дальними шляхами, там, где катастрофически не хватало воды, и потому к осени киммерийцы вышли на границы Немедии сильно потрепанными, теряя табуны лошадей и отары скота.

Голодные, злые, киммерийцы прибыли на границу Немедии, где их встречало хорошо вооруженное и подготовленное войско.
Асиризированная Немедия уже начала собираться обратно в единую страну, и появление на границах двадцатитысячной орды (пусть собственно воины составляли, как это обычно и бывает лишь пятую часть, прочие были женщинами, детьми, невольниками), не обрадовало власти.

Если считать только воинов, то немедийцы превышали киммерийцев числом. К тому же, обремененные стадами скота, караванами с семьями и имуществом, киммерийцы не могли действовать, как будто отряд конницы. У немедийцев было лучше и со снабжением, и с расположением, и они могли рассчитывать на скорую победу.

Однако, они блокировали проходы, но вступать в бой не спешили.
Мабелод тоже не решался атаковать. Однако, ждать долго он не мог в виду приближающейся зимы, которая грозила его племени голодной смертью. Переговоры не могли завершиться ничем, просто потому, что у сторон не было настоящих предложений друг для друга. Киммерийцы не совсем понимали концепцию суверенитета над территорией, немедийцы не могли уяснить, как можно свободно перемещаться по любой земле.
Наверное, дело все-таки закончилось бы сражением, в котором у киммерийцев было мало шансов не только победить, но и просто выжить. Однако в дело вмешался совсем новый фактор, о котором немедийцы забыли.

После гирканских вторжений, в Немедии, как и много где на западе, осело какое-то количество гирканцев. Это были в основном кангары, племя достаточно уже пропитавшееся культурой условного Запада, но не растворившееся еще в общей массе асиро-немедийцев.
С давних пор, кангары засели компактно местность в длине реки и пользовались там почти полной свободой, но должны были нести военную службу. С течением времени, однако, немедийские власти старались все больше урезать пресловутую свободу кангаров, превратить их в подданных, на которых распространяются те же законы, что и на прочих жителей королевства. Кангары сопротивлялись, но силы были не равны.

Когда до кангаров дошли слухи о прибытии новой кочевой орды, они вообразили что далекие сородичи пришли не то освободить их, не то просто поднять на новые грабительские походы по Западу. Численность и сила прибывшего племени преувеличивалась едва ли не в десять раз, как обычно и бывает в таких случаях. По иронии судьбы, один из киммерийских вождей носил вполне кангарское имя Алпар. Только это имя и послужило причиной восстания, которое подняли кангары за спиной у немедийской армии.

Будучи народом, целиком составлявшим воинское сословие, кангары, несмотря на свою относительную малочисленность, оказались неожиданно эффективны в своих действиях. Только-только укоренявшееся здание государства, зашаталось вновь. К кангарам присоединились и другие группы населения, причем очень скоро то, что можно было назвать справедливым бунтом, обратилось в обычную череду грабежей. Среди немедийцев стремительно распространился слух о приближении новой армии, которая превышает орду Тогака. В этих условиях часть рыцарей стоявшей на границе армии решили вернуться назад, защищать свои родные земли.

Мабелод, до того несколько растерянный и видимо, усомнившийся в истинности своих видений, испытал прилив душевных сил и ночью атаковал немедийский лагерь, улучив момент, когда часть воинов врага уже находились в пути.

Разгром был полный. Немедийцы частью были перебиты во сне, частью захвачены в плен. В плен к Мабелоду попало несколько знатнейших воинов королевства.

После такого успеха, степные киммерийцы вторглись на территорию Немедии. Там их орда, стремительно обросшая самозваными союзниками из числа бунтовщиков, очень скоро дошла до поселений кангаров. Хотя кангары и были разочарованы, вместо огромного войска увидев лишь одно, сильно потрепанное дорогой племя, они все же выказали степнякам гостеприимство. На зиму военные действия как будто затихли, но по весне возобновились. Немедийцы уже осознали свою ошибку, и уже не боялись великого вторжения и бросили все силы на подавление бунта. Но военная удача была на стороне степняков и их союзников. После нескольких месяцев жестоких боев, в ходе которых киммерийско-кангарское воинство сильно разграбило немедийские земли, племя Мабелода получило то, с чего все началось - право беспрепятственно пройти через территорию Немедии, да еще и получать при этом фураж. С собой киммерийцы захватили и часть кангаров, которые понимали, что после поднятого восстания, нормальной жизни в Немедии им не видать.
Пограничное Королевство, в то время, тоже представлявшее из себя слабую, рыхлую структуру, предпочло пропустить киммерийцев и союзников без боя. При этом, говорят, что жители Пограничья, которые взяли на себя роль проводников, работу свою выполняли честно, но при этом часто непонятно шутили, делали какие-то намеки на неведомые обстоятельства, а некоторые местные правители прямо предлагали кочевникам никуда дальше не идти, и поселиться на пустующих после десятилетий войн, землях в своих владениях.

Мабелод же, ведомый своими снами, продолжал стремиться на родину предков.

Трудно сказать, что именно он видел во снах, но меньше всего, наверное, ожидал, что за горной грядой, на землях, некогда принадлежавших Ротай, его встретят рыжебородые конные воины.

На грубом рубленом языке, который и на киммерийский не походил, и ванирским уже не был, предводитель рыжих потребовал у Мабелода объяснений, кто он такой, и почему явился в земли короля Роэда без разрешения.

Мабелод схватился за меч, рыжий предводитель отряда за топор, и кровь готова была пролиться, но тут под ноги коня Мабелода упала ветвь омелы.

Некогда император Вимарк, который, как это нередко бывает с умными людьми, любил бравировать своей якобы, солдатской прямотой и грубостью, сказал, что люди суть одинаковы, потому что легко производят потомство с представителями сколь угодно далеких и чуждых народов. Трудно сказать, с чего император пустился в такие рассуждения, скорее всего, делал внушение своим аквилонским подданным, которые гордясь древней кровью, демонстративно презирали недавно осевших в Империи северян. Все люди одинаковы – сказал тогда Вимарк. И если можно представить дитя кушита с гиперборейкой, или пикта со стигийкой, то отчего бы аквилонцам не стать единым народом с асирами. Но тут император решил блеснуть тем самым солдатским остроумием и добавил. «Из всех народов мира, только киммерийцы и ваниры телесно не смешиваются. Стоит киммерийцу оказаться над животом ванирки, он ей живот вспарывает, равно как и наоборот».

Гандер по рождению, знавший киммерийский язык на разговорном уровне, много воевавший и с киммерийцами и с ванирами, Вимарк, наверное, имел причины так говорить. В самом деле, веками вражда между киммерийцами и ванирами носила такой ожесточенный характер, что даже помыслить о союзе, а тем более, о слиянии этих народов, было немыслимо.

Но время меняет все, или почти все.

После того, как в результате похолодания и наступления ледников, большая часть территории Ванахейма стала непригодной для жизни, ваниры отчасти заселили острова Западного Океана, отчасти вытеснили пиктов (ныне уже протогосударство Лигурийского Союза, а не дикарей с каменными топорами) на юг, присвоив себе часть прибрежных земель.

Но будучи более дикими, жестокими и примитивными, чем их родичи и вечные враги – асиры, ваниры в меньшей степени преуспели в деле проникновения на Юг. Разумеется, успешное переселение северян в земли Империи, Пограничья или даже Немедии с Бритунией случались. Но общее число их было невелико. Ваниры с их разбойничьей моралью были малодоговороспособны. Осев где-то, они редко обращались к труду и плохо встраивались в повседневность. Обычно, только придя в себя после тягот пути, рыжие варвары принимались грабить и угнетать соседей. Если сила была на их стороне, то ванирам удавалось создать свои собственные, независимые от центральной власти «королевства», которые жили разбоем и становились анклавами дикости и отсталости. Если ваниров громили, то те, кто выживал, шли дальше, продолжая грабить и убивать. Ваниры нарушение клятв считали доблестью, а не нравственным падением, верили только в силу и своих жестоких богов, так что большей частью были либо разбиты, либо рассеяны как единое племя. В результате легендарная рыжина проскальзывала в волосах, что немедийских асов, что завилайетских киммирай, но «ванирских государств» на руинах старого мира не возникло. И если через много веков какой-нибудь аристократ в Бельверусе или Тарантии принимался искать у своего рода ванирские корни, это была чистая литература. Либо изыски приводили не к гордому варварскому вождю, некогда вставшему на одно колено перед королем, и предложившему свой меч, а к ванирской невольнице у рыцаря, взятой после разгрома лагеря кочевых разбойников.

Правда, следует сказать, что ваниры пробившиеся на восток, и осевшие в привилайетских степях, позже станут важной частью державы вентов, но их судьба вне рамок сегодняшнего рассказа.

Но в странах хайборийского Запада ваниров в целом ждали поражения.

На островах сложилось настолько специфическое общество, что оно было неприемлемо для большинства ваниров, которые в силу пресловутой дикости не готовы были признавать единоначальную власть, еще и тесно связанную с властью духовной. Религиозными фанатиками ваниры в массе своей никогда не были. И жертвы богам приносили потому, что ждали от богов воинской удачи и плодородия своих жен и стад, а не потому, что видели смысл жизни в кормлении потусторонних сущностей.

Малый Ванахейм возникший на территории Пиктской Пустоши был уж слишком тесный. Стоит упомянуть, что, будучи хорошими мореходами, часть ваниров отправились на исследования нового материка, как только узнали о его появлении. Но «ваниры в Машарике», «ваниры в Стигии» и «ваниры в Срединном Море» опять же тема другого рассказа.

Нам интересна судьба тех ваниров, что остались на северо-западе стремительно меняющегося континента.

Киммерия испытала массовый исход населения (ушло в дальние страны, наверное, три четверти изначально имевшегося населения, или, во всяком случае, три четверти известных по названиям племен, сколько в них было людей, посчитать в точности невозможно ввиду легендарности большинства источников).

На родине в массе своей остались мебионлью, народ крайне консервативный и не готовый на перемену места жительства. Тем более, что Киммерия, надежно укрытая горами от северных ветров и ледников, оставалась суровой, по меркам пуантенцев, но все же пригодной для жизни страной.

Возможно, мебионлью и думали, что теперь станут владельцами обширных просторов, которые раньше принадлежали Ротай, Хелвирблайнд, Тейрв и Даонлох.

Но в действительности, спасаясь от вечной зимы, в Киммерию хлынули ваниры.

Традиция считает, что Эпоха Саг закончилась в день разгрома Гирканцев.

После этого киммерийские песнопевцы отсчитывают Эпоху Королей.
По всей видимости, война между пришельцами с севера и древними хозяевами страны продолжалась около сотни лет. За это же время на Востоке вырос Киммерийский Каганат, расширилась держава вентов, появилось «киммеризированное» королевство Гандерланд.

В Киммерии резня шла в более скромных масштабах, но уступая великим битвам востока в абсолютной численности участников, войны эти отличались большей жестокостью и большим относительным числом погибших. Ненависть между киммерийцами и ванирами и раньше была сильна. А уж когда ваниры стали селиться на коренных киммерийских землях, то беспощадность превысила все, что сохранила Эпоха Саг.

Эпохой Королей это время провозгласили потому, что королевские титулы носили большинство предводителей сколько-нибудь заметных воинских отрядов, хотя тут скорее специфика словоупотребления и перевода.

Изначально за счет численного превосходства ваниры взяли верх и можно сказать, что загнали киммерийцев в горы, в самые труднодоступные и суровые районы.

Поскольку, победители по заведенной от века традиции, тут же передрались между собой, то перебить бывших хозяев страны или погрузить их в совершенное ничтожество, они так и не сумели.

Очень скоро киммерийцы, опираясь на крепости в горах, пользуясь недоступностью своих владений для обычных походов, начали устраивать набеги на ванирские поселения, беспощадно терроризируя жителей долин.

Те в свою очередь время от времени предпринимали попытки штурмовать горные перевалы, заморить горцев голодом, уничтожая их посевы и стада.

Но киммерийцы угоняли скот в долинах, беспощадно грабили поселенцев. Любой успешный рейд любой из сторон порождал трагичные картины сожженных деревень и поголовно, не разбирая возраста и пола, вырезанных жителей.

Одно время казалось, что война будет вечной, и приведет только к ослаблению обоих народов, которые станут жертвой третьих завоевателей.

Тем более, что Гандерланд, из тихой провинции, славной только оленьей охотой, ставший одним из центров силы в меняющейся Империи, давно уже начал точить мечи на северных соседей.

В песнях мир наступил бы, принесенный великим героем, который мудрыми решениями сумел обратить вековых врагов в добрых соседей и союзников.

Жизнь редко радует такими сюжетами, но иногда такие герои приходят в мир.

В определенное время война просто начала выдыхаться. Наверное, можно сказать, что в бесконечном обмене ударами, горцы брали верх, несмотря на численное превосходство пришельцев. Причиной тому была лучшая организованность и недоступность для врага их собственных поселений. Но очевидно было и то, что на то, чтобы установить свою власть и удерживать ее силами оружия, им не хватит людей.

Тогда как киммерийцы более-менее хранили единство, ваниры продолжали воевать друг с другом. Появление в рядах войск ванирских «королей» киммерийских горцев в качестве союзников, а то и наемников, было первым признаком того, что время меняется.

В союзе с ванирами северо-востока киммерийский король (переведем старый титул «риаг» именно так) Идан сумел разбить сильный союз ваниров юга.

Но в отличие от предыдущих бесчисленных войн, эта не завершилась резней всех побежденных и пирами, на которых победители пили из свежеоскобленных черепов врагов.

Идан, возможно не был мудрецом из легенд, но ему хватило дальновидности, чтобы заключить союз надолго. Он даже женился на сестре своего ванирского союзника.

Тут сто лет, как убитый, император Вимарк мог бы восстать из своего золотого гроба в столице, и отпустить солдатскую шутку насчет обычаев вспарывать животы женщинам. Но у Идана и Вивы была дюжина детей.

Конечно, один такой брак не мог покончить со многими поколениями ненависти. Но Идан не только подталкивал своих вождей и простых воинов жениться на дочерях и сестрах прославленных ванирских воинов, но и старался как можно прочнее связать разноплеменных соседей.

Отсюда затяжные пиры, в том числе в честь свадеб, на которых неделями бок о бок пили и ели заклятые враги. Отсюда же грандиозные празднества в честь богов. Рискуя навлечь на себя гнев соплеменников, Идан демонстративно приносил жертвы и выказывал знаки почтения и ванирским божествам. Он так же затеял строительство большого храмового комплекса, который должен был объединить пришельцев с исконными жителями Киммерии.

Одними проектами в духовной сфере дело не обходилось.

Идан возродил традицию всекиммерийской ярмарки, на которой товарами некогда обменивались уроженцы всех частей страны.
Вообще горцы, при всей своей воинской славе, были много беднее населявших долины ваниров. Они, конечно, старались гордиться этой бедностью, приписывая ее чистоте нравов, но, в сущности, были нищими на фоне жителей равнин. Зато и военнизированность их уклада превышала все мыслимые, даже по меркам варварских королевств, пределы.

Идан стремился наладить товарообмен между горами и равнинами.
Иногда это приобретало скорее характер дани, которую во избежание набегов платили долины горцам. Но ежегодная, определенная обычаем сумма выплат всегда лучше набегов с сожженными домами и наколотыми на копья младенцами.

За свою долгую жизнь Идан успел сделать много.

В конце жизни он был наконец-то провозглашен королем Киммерии, а не только нагорья. На общее собрании знати, около священных камней съехались и киммерийские племенные вожди, и ванирские «короли», мудро усаженные так, чтобы никто не оказался во главе стола – а именно, кругом. Там-то и решено было провозгласить Идана киммерийским королем. Но так же постановили некоторые меры к ограничению королевской власти, с помощью того же совета знати.

Нет, чуда не случилось, и жители долин не стали с горцами одним народом. Некоторые уроженцы нагорий продолжали считать обитателей равнин чужаками, годными только на то, чтобы украшать их головами ворота своих крепостей.

Ваниры, уже начавшие испытывать влияние со стороны великого соседа – Аквилонской Империи, теперь считали горцев тупыми дикарями, которые годны только пить и драться.

Тем не менее, у страны был один король.

Согласно представлениям тех лет – король это именно то, что делает страну страной. Пусть власть его эфемерна, и он далек от большинства своих подданных. Но король есть, а значит, все жители королевства разделяют его судьбу.

Идан был королем «счастливым». Его правление принесло в страну мир.
Реки не побежали молоком и медом, не стала жестокость милосердием, а гордыня смирением. Каждый клановый вождь в своих владениях считал себя полноправным владыкой.

Но больших внутренних войн больше не было. Против вторжений из Нового Ванахейма, или со стороны Лигурийского Союза выступали теперь совместно. Особенно обострилось противостояние с Гандерландом, который обнаружил на границах не скопище дерущихся между собой дикарей, а новую, потенциально очень сильную страну.

Идан сумел передать власть по наследству, а впоследствии семья продолжала удерживать трон.

Мабелод, который, наверняка, во снах видел другую Киммерию, попал в совершенно новую и чуждую ему страну. Совершенно точно в ней не правил король Роэд, внук Идана.

То, что он мог без толмача говорить с жителями этой Киммерии, не делало Мабелода менее чужим. Тем более, что явление большого и воинственного кочевого племени, усиленного кангарскими союзниками, совершенно нарушало сложившийся расклад сил и только-только установившийся мир.

Добавлено через 21 минуту
Киммерийцы в Гандерланде


Эта глава окажется достаточно короткой, все-таки Гандерланд, хоть и он всегда был важной частью Аквилонии, трудно назвать великой державой.
К моменту начала великого переселения народов, это была провинция Аквилонии, которую в столице привыкли рассматривать как надежный заслон от северных варваров. При этом самих гандеров считали деревенщинами и простаками, сочиняли про них незамысловатые шутки.

Едва ли все гандеры соответствовали этому мифу, да и шутки о провинциалах в столице одинаковые во всем мире. Даже среди почти лишенных юмора стигийцев они встречаются. Другое отношение к гандерам было как неподкупным слугам трона, идеальным рыцарям, всегда верным присяге и не способным нарушить слово чести. Но это уже ненужная романтизация, несправедливость которой доказывает судьба самого известного гандера за историю Хайбории – Вимарка.

Тем не менее, гандеры оставались в известной степени хранителями духа старой Хайбореи.

Когда киммерийцы, а за ними следом и асиры с ванирами обрушились на рубежи Аквилонии, гандеры, все, от маркграфа до последнего копейщика сделали все что могли. Они продержались против на порядок превосходивших сил противника несколько недель. История запомнила те битвы, в которых одни демонстрировали чудеса несгибаемой стойкости, а другие непримиримой ярости.

Но гандеры были опрокинуты, смяты, масса их погибла в боях, а другие при разрушении сел, городов и замков опьяневшими от крови варварами.

И, тем не менее, многие выжили. Не все крепости пали, не все села открыли ворота перед захватчиками, кто-то спасся в лесах. Главной цитаделью сопротивления оставалась столица северной провинции. Киммерийцы осадили ее, с твердой целью взять. Видимо для них это стало своего рода делом чести.

Жители города и сбежавшиеся со всей округи гандеры, искавшие спасения за стенами, готовились продать свои жизни подороже. Бои шли прямо на стенах, не раз и не два захватчиков буквально сталкивали вниз. Едва ли не каждый воин Гандерланда был ранен, и все шатались от голода и усталости. И, хотя это никогда не было в обычае народов Запада, за оружие взялись даже женщины.

Но отвага не поможет, если руки дрожат от голода. Тем не менее, гандеры не сдавались, хотя киммерийцы, сами изнуренные потерями, начали предлагать всевозможные варианты почетной капитуляции.

Наконец, по семейной легенде графов Лабрайдов, киммерийцам удалось ворваться в город , найдя небольшую дверь, которую раньше защитники использовали для вылазок. Бои начались уже на улочках города и в самих домах.

Тогда-то Лабрайд, король (риаг) крупного племени, некогда входившего в союз хелвирблайнд, пробился во дворец маркграфа. Самого правителя Гандерланда он нашел уже умирающим от ран. Рядом с его бесчувственным телом стояла молодая женщина, неумелыми руками сжимавшая меч павшего воина.

Лабрайд спросил ее, кто она погибшему.

Оказалось, это была Ульфгива, дочь последнего гандерландского маркгарфа Кенбрихта.

Тогда Лабрайд предложил Ульфгиве закончить кровопролитие, и завершить войну их браком.


Финал этот выглядит мелодраматично и пафосно и потому некоторые авторы склонны приписывать его авторам, скорее рыцарских романов, чем истории. Но все же скорое возникновение «киммерийского королевства», среди первых лиц которого в хрониках то и дело встречаются имена явно гандерского происхождения, говорит, что пусть и не буквально, но нечто подобное случилось. Киммерийцы всегда были склонны к красивым жестам. То самое «варварское благородство», с самим существованием которого спорят некоторые авторы, им было, в самом деле, свойственно. К тому же даже романтические авторы не настаивали, что Лабрайд якобы воспылал чувствами к дочери поверженного врага. Вероятно, его впечатлила ее отвага и готовность драться, даже при неумении это делать. Речь шла скорее о политическом союзе.

Так или иначе, Лабрайд очень скоро не только провозгласил себя королем всего Гандерланда, но и добился лояльности выжившей знати.
Он быстро сформировал войско, в котором перемешались его старые и новые подданные. Вообще, насколько позволяет судить туман веков, человек это был храбрый, но не видевший в постоянной войне никакого смысла. При этом всю жизнь ему приходилось воевать.

Сначала там же, под стенами своей новой столицы, Лабрайд разбил другого киммерийского риага, Турлога, которого хроники рисуют настоящим злодеем, помешанным на поклонении старым богам. И может быть, даже справедливо. Потом ему годы пришлось потратить на то, чтобы очистить страну от никому не подвластных мелких племен и разбойничьих банд, асирских, киммерийских, ванирских.

Лабрайд в отличие от других варварских королей скорее стремился стать цивилизованным, не в смысле смягчения нравов, а смысле перехода к более развитым формам хозяйства и культуры. Сам он до конца дней был неграмотен, но от сыновей требовал, чтобы они учились не только рубить на скаку, но и читать.

В общем, пережив множество войн со всеми соседями, в которых ему доводилось скрестить меч едва ли с каждым народом Северо-Запада,
Лабрайд оставил наследникам достаточно сильную и прочно сколоченную страну. Гандерланд занимал территории не только исконного Гандерланда, но и часть собственно аквилонских земель, и какие-то куски Пограничного Королевства и даже Киммерии.

Легенды о гандерской верности нашли свое странное воплощение в этом киммерийце. Правда, наполовину гандерами по крови были его сыновья, но это не совсем объясняет, почему во время войн в Аквилонии он так однозначно занял сторону Тарантии.

Именно «король Гандерланда» был среди тех, кто активно помогал Империи выбить за свои пределы варваров, не принявших имперские законы. Из-за этого в варварских эпосах он остался как предатель, совершенный изверг сердца. А в имперских хрониках напротив, как идеал рыцаря.

Финалом смены Лабрайдом идентичности стало принятие им официального титула маркграфа Гандерландского и соответствующих регалий из рук императора. Правда, к тому времени трон принадлежал уже не прославленному Вимарку, а его вполне ничтожному преемнику, но это было не важно. Свой титул киммерийского риага Лабрайд, конечно, сохранил, что вообще характерно для эпохи, в которую многовековые уклады перемешивались столь причудливым образом, что историки и юристы будущих дней нередко теряли последнее зрение, пытаясь разобрать причудливый шрифт и туманный язык всевозможных законов, уложений и «правд». Вкратце, суть была в том, что для киммерийцев оставалось отдельное судопроизводство, согласно их обычаям.

Давность лет не позволяет точно определить, почему киммерийский риаг стал одной из опор Аквилонского трона, который очень скоро снова зашатается.

Одна из легенд приписывает это любви. Только не к женщине, а к городу. Будто бы взбежав на стену, Лабрайд увидел город, принадлежавший богатой и старой культуре, и в сердце северного варвара возникло желание не уничтожить, а преумножить и сохранить всю эту красоту. Скорее всего это поэтическая аллегория, и буквально в момент штурма Лабрайд ничего подобного не испытал, но вся его последующая политика говорила о сознательном про-имперском выборе.

Однако, всю жизнь этот ревнитель мира и цивилизации провел в войнах с соседями и соплеменниками, верными дикости, и никакой слабости или противной здравому смыслу гуманности не выказывал, беспощадно расправляясь со своими врагами. Говорят, под старость он обратился к Митре, но это обращение, даже если и было, никак не изменило его повседневных привычек.

На склоне лет Лабрайду доведется сыграть важную роль в жизни Империи, которой он так преданно служил. Голос уже старого, овеянного легендами повелителя аквилонского севера, много весил при дворе, и при выборе нового императора.

Он умрет не на поле боя, а от старости, что по меркам диких киммерийцев было едва ли не позором. Но зато после себя Лабрайд оставил сильную страну, власть в которой передал по наследству.
Его потомки будут править Гандерландом сотни лет.

Добавлено через 20 минут
Пограничное Королевство



Пограничное Королевство (в хрониках иногда упоминаются «Королевства» во множественном числе) долгие столетия было весьма слабым и рыхлым государственным образованием. Уже отсутствие имени собственного намекает на малозначительность и слабость страны.

Вероятно, когда-то эта территория была чем-то вроде позднейших пограничных «марок», которые создавали аквилонцы во время своей экспансии. Как и когда кто-то из правителей получил королевский титул, уже невозможно вспомнить. Впоследствии не раз и не два Пограничное Королевство оказывалось ареной битвы между великими державами, а северные варвары давно рассматривали его как территорию, будто специально отведенную им для набегов. Центральная власть в стране никогда не прекращала существования, но в последние века стала совершенно эфемерной. В своих владениях местные феодалы были полноправными хозяевами и не считались обязанными как-то отчитываться перед престолом. При этом надо понимать, что под феодалами разумеются не блестящие герцоги пуантенские. Это были владельцы небольших, часто деревянных крепостиц, располагающие отрядами в несколько десятков воинов. Горные районы, населенные дикими племенами, отдаленными родичами киммерийцев, вообще жили своей жизнью, не затронутые ни законами, ни даже цивилизацией как таковой. В болотистых долинах возникло своеобразное разбойничье гнездо, где поселились беглые каторжники, дезертиры, разорившиеся селяне и тому подобный народ. Там они причудливо перемешались, положив начало свирепому, но трусливому и слабому племени, которое можно было сравнить разве что с гирканскими овражниками. Оазисами цивилизации в стране были серебряные рудники, на контроле над которыми держалась вся слабая королевская власть. Вероятно, из-за этих-то рудников Пограничье и продолжало существовать. Деньги с них позволяли нанимать боеспособные войска, и обеспечивать какую-то законность, хотя бы в самом сердце страны. Правда именно каторжники с рудников, когда-то поднявшие восстание и сбежавшие на болото породили вышеупомянутых дикарей. Да и серебро с определенного времени стало утекать мимо королевской казны напрямую в руки аквилонских богачей.

Примерно в этот период один путешественник, человек весьма добросердечный, хотя и не лишенный свойственного всем путешественникам верхоглядства, с печальной иронией описывал бедность королевской семьи. Гостя пришлось обслуживать за столом принцам, а серебряный таз для умывания демонстрировали с величайшей гордостью. Упоминания о поджаренных хлебцах как изысканном лакомстве, которое только и позволяло проглотить луковый суп, способно выбить из читателя скупую слезу, благо автор не отказывает своим хозяевам ни в хороших манерах, ни в некоем благородстве души.

Все это заставляет относиться к жителям Пограничья как неким комическим персонажам, недотепам из распространенных в любой стране историй про жителей местности, которым молва отвела роль простаков.
Это будет совершеннейшей несправедливостью по отношению к жителям Пограничья, которые, будучи в меньшинстве, и находясь во враждебном окружении, столетиями сопротивлялись напору варваров. Быть может, рыцари Пограничья и не могли похвастать роскошно украшенными доспехами и знанием куртуазного обращения, как пуантенцы, зато мечи их редко спали в ножнах. И хоть варвары часто устраивали набеги, но так же часто их вторжения были отбиты.

Но если с разрозненными набегами варваров у Пограничья хватало сил справиться, то сильнейшим соседям противостоять было уже нечем. Аквилония время от времени пыталась вернуть отбившуюся провинцию под власть Тарантии, но этому противостояли Немедия и Гиперборея. Все державы имели интерес к этой ослабленной стране, направляли какие-то воинские силы для их защиты.

Иногда не вполне понятно, почему территория, вечно находившаяся в состоянии полураспада, так и не была по частям, или целиком, поглощена кем-то из сильнейших соседей, благо, в таких не было недостатка.

Если в Аквилонии даже гандеров считали темными деревенщинами и полуварварами, то за Пограничьем вовсе закрепилась репутация медвежьего угла. А между тем, люди Пограничья были чистыми хайборийцами по крови, и как никто хранили старинные, истинно хайборийские обычаи, язык и даже религию.

Большая война между Гипербореей и Аквилонией, которая хронологически предшествовала началу эпохи Переселения Народов (Эры Варваров), едва ли не стерла Пограничье со страниц истории. В той войне Пограничное Королевство приняло сторону Гипербореи, за что расплатилось сполна. Аквилонцы не только перебили в боях много храбрейших сынов Пограничного Королевства, но и разрушили крепости и замки.

Это сделало страну совершенно беззащитной перед вторжением варваров.

Сначала Пограничье попало в хищные руки ваниров, которые принялись с такой свирепостью опустошать страну, что рассказы об этом больно даже читать по прошествии сотен лет.

Но ванирам не удалось закрепиться надолго, они были налогову разгромлены, почти уничтожены киммерийцами, которые никогда не уступали своим заклятым врагам в жестокости. Часть северян выбили за пределы Пограничья, и, в конце концов, они докатились до привилайетских степей. Еще больше ваниров полегло под киммерийскими мечами.

Рагард, киммерийский риаг, который захватил и так уже разоренную столицу, провозгласил себя королем Пограничья, и, опираясь на своих, в изобилии переселившихся на новые земли соплеменников попытался установить порядок.

Но очень скоро началась череда войн уже внутри киммерийских захватчиков. История опять упоминает Турлога, чье имя в киммерийских сагах стало символом злодея. Но этот, помешанный на поклонении Старым Богам убийца, нашел свою смерть от рук гандерландского маркграфа Лабрайда – тоже киммерийского вождя, только принявшего сторону Империи.

Лабрайд же оторвал от Пограничья часть земель и присоединил их к своим владениям.

Наверное, дело могло бы закончиться торжеством гандерландских киммерийцев, а возможно и созданием на севере еще одной страны с киммерийцами в роли правящей верхушки.

Но тут в пределах Пограничья появились многочисленные беженцы из Гипербореи, которые так и не смогли смириться с превращением своей страны в державу вентов. Не стоит полагать, что это были толпы бедных селян, несущих на плечах нехитрый скарб. Такие беглецы были, но они следовали за хорошо вооруженными отрядами гиперборейской аристократии.

Заключив союз с уцелевшими остатками местной знати, гипербореи успешно разбили киммерийцев, которые вынуждены были отступать, или податься под власть Лабрайда, или подняться на нагорья.

Серия войн между Гандерландом и обосновавшимися в Пограничье гиперборейцами, тоже не привела к победе ни одной из сторон. Правда к Гандерланду отошли некоторые территории, преимущественно находившиеся под властью киммерийских вождей. Но гипербореи завладели более населенными и пригодными для жизни землями, где принялись обустраиваться, явно намереваясь остаться надолго.

Так в результате одной из бесчисленных шуток судьбы, тогда как собственно Гиперборея подчинилась вентам, сбежавшие от вентов, гипербореи создали новую «Гиперборею». Впрочем, на фоне заселения ванирами киммерийских просторов, или расселения асиров в привилайетских степях, а ваниров на островах Западного Океана, это был не самый удивительный поворот колеса Истории.

Все же под властью гипербореев, страна, известная как Пограничное Королевство, если и не расцвела чудом и не превратилась в великую державу, то покончила с многовековой историей поражений и унижений.

Ввиду исторической и культурной близости (общая религия), коренные жители пограничья довольно быстро и просто ассимилировались с гипербореями, хотя, конечно, при желании можно отследить корни знатнейших семей. Да, некоторые знатные кланы гордятся тем, что происходят от киммерийских или асирских «королей» времен Великого Переселения, но это важно только для генеалогии, а не для истории страны как таковой.

Впрочем, название «Гиперборея» пришельцы оставили за своей старой родиной. Скучное «Пограничное Королевство» тоже не соответствовало времени. Страну нарекли Норденмарком.