Конкурс - Силуэт

[Lex Z]

Силуэт

Шевцов ждал звонка, чтобы официально узнать о несчастном случае и сделать следующий шаг. Трагедия, кстати, была следствием не рокового стечения обстоятельств, а делом его рук. И благодаря голосу со стороны он, возможно, наконец-то прочувствует, каково быть душегубом. Будет ли это холодная волна, от которой окаменеет сознание? Или облегчение при известии, что всё идёт по плану?
А что вообще должен испытывать человек, убивший другого? Он считал, что тут много разных нюансов, ведь обстоятельства тоже играют свою роль. И уж, естественно, важны отношения между жертвой и убийцей, а также то, что значит для него чужая смерть.
Что будет с ним, когда услышит о своём преступлении? К нему придёт осознание собственной неординарности? Или внутри лопнет заиндевевший кокон, изливая черную слизь, и та разъест мозг и доведёт до отчаяния? Едва ли. С недавних пор Сергей точно знал, что не имеет ничего общего с толпой, равно как и то, что всё делает правильно. Звонок необходим лишь как звено в цепочке, без которого убийство не имеет смысла. Совесть, задавленная пониманием великого дела, его не беспокоила. Бесило ожидание.
Сергей переменил позу. Кресло скрипнуло под грузным телом — неживой звук резанул слух. Он скользнул взглядом по квартире. Горела лишь настольная лампа, углы комнаты тонули в полутьме. Всё, как обычно последние несколько лет: знакомые тени, тишина и одиночество холостяцкого мирка. Вот только сейчас Шевцов ждал звонка.
Чтобы отвлечься, Сергей прокрутил в памяти последнее свидание с Анной. Что же он чувствовал, когда убивал?
…Они не виделись несколько лет, и Шевцов считал, что вряд ли встреча всколыхнёт былое. И ошибся — сердце замерло, ухнуло вниз, а затем резво кинулось нагонять упущенное. Жена снова выглядела единственной и неповторимой — хвост длинных русых волос, мягкий взгляд серых глаз, полуулыбка и ещё тысяча родных мелочей, успевших сгладиться в воспоминаниях. Он испугался и растерялся — на мгновение показалось, что не сможет её убить. Затем чувства словно бы начали покрываться инеем, а сознание будто раздвоилось. Холодный голос рассудка напомнил о слишком многом, поставленном на карту. Влюблённая же часть трусливо мяукнула, что всё как бы останется по-прежнему — жена вроде и не умрёт совсем, — и забилась в дальний уголок.
В том самом легком синем платье Анна подходила все ближе, а на Сергея накатывала отстраненность. Он начинал казаться себе роботом, чья программа запущена и остановке не подлежит ни при каких обстоятельствах.
«Так надо. Так надо. Так надо… — долбил про себя, а когда в голову пришло, что Анна и сегодня не опоздала, сменил пластинку: — Так будет. Так будет. Так будет…»
В памяти непрошено всплыла история знакомства. В тот сентябрьский день много лет назад товарищ потащил его на встречу с молодыми поэтами. Идти Сергею не сильно хотелось, но приятель, и сам пописывавший стишки, был настойчив. Мол, нечего дома штаны просиживать, погода хорошая, люди интересные. Они даже книжку, кажется, собираются издавать, им дизайнер прямо-таки позарез будет нужен. В общем, убедил.
Как рассказывала потом Анна, её встреча тоже не интересовала. Однако появился в учительской школы, где преподавала язык и литературу, пожилой мужик и начал рьяно уговаривать. Причём складывалось впечатление, что они знакомы как минимум шапочно, а он едва ли не поклонник её рифм, которые изредка печатались в газетах. И она пришла, но ни на встрече, ни после своего «фаната» не видела. Странный случай засел в памяти просто потому, что тот день Сергей запомнил до мельчайших подробностей.
С тех пор Анна изменилась, чуть поправилась, а за последние годы добавилось морщинок у глаз и на шее, но… Всё, хватит. Главное, что она снова пришла на встречу. Да и платье скорее просто похожее. Он-то уж точно не был тогда в тёмном пиджаке.
— Привет, — сказал Сергей, заставляя себя равнодушно глядеть на неё.
— Здравствуй, — ответила Анна, улыбаясь краешками губ. — Ты приехал без моего… Как ты его называешь? …фанта, франта?
«Конечно, без! — фыркнул он мысленно. — Неужели не видно?»
Тень подозрения, что не сможет отправить отупевшую за время разлуки жену на тот свет, всё ещё смущавшая присутствием, окончательно исчезла. На него снизошло абсолютное спокойствие.
— Фаната, — криво улыбнулся Шевцов. — Он извиняется, приглашает к себе. Старость, говорит, то да сё… Ты уверена, что тогда был он?
— Конечно! Постарел, но его глаза… Да я же тебе сразу написала!
«И подписала свой приговор…»
Тут Сергей чуток лукавил, потому что сегодняшняя встреча была следствием целой цепочки размышлений, сопоставлений и умозаключений. И бесед, странных, со стороны просто нереальных, на первый взгляд, разговоров, результатом чего стал вывод: его подло использовали.
— А сам он что говорит?
Шевцов готовился к вопросу. Ответ на него, как и на другие, которые возникнут уже не у Анны, тоже отрепетирован и одобрен. Причём не только им самим.
— Загадочно молчит, — ухмыльнулся он, — но обещает всё рассказать нам двоим. Вечером. Поезд через два часа, в полдвенадцатого. А пока давай прогуляемся, если ты не против?
Анна так доверчиво взяла его под руку, что мужа едва не передёрнуло. «Инстинктивно чует, вот и пытается разжалобить, — мысль, которая раньше показалась бы идиотской, пришлась в самый раз. — Нет, ничего у тебя не выйдет. Вот только дойдём до подходящей скамейки…»
— Почему ты не приехал раньше? — Анна заглянула ему в глаза.
«Повода не находил», — едва не буркнул Шевцов, но вслух произнёс:
— Тебе вроде было хорошо и без меня.
— Я скучала, дурачок, — любимые когда-то глаза знакомо затуманились.
«Чёрт, только слёз не хватало!»
— Почему же молчала?
— Потому что дура, — вздохнула Анна, но не расплакалась.
Всё шло не совсем так, как Сергей ожидал. Он рассчитывал на более-менее прохладную встречу, а жена вела себя, будто они расстались от силы на прошлой неделе. И ведь сам бы ощущал нечто подобное, не будь уверенности, что она должна умереть. И чем быстрее, тем лучше.
— Присядем? — Шевцов указал на скамейку среди невысоких густых кустов жасмина.
Анна кивнула. Они присели, но не успела жена заговорить, как Сергей одной рукой прижал её к себе и поцеловал. Поцелуй длился долго, до тех пор, пока свободная рука в кармане пиджака выполняла действия, отточенные многочисленными тренировками. Когда всё было готово, он глянул по сторонам: аллейка оставалась по-прежнему безлюдной.
Шевцов оторвался от Анны, которая, распахнув глаза, восторженно ахнула. В тот миг, когда жена открыла рот, рука Сергея сунула туда извивающуюся осу и запечатала губы. Чувства окончательно завернулись в непроницаемый кокон. Не было ни любви, ни ненависти — молоток вбил гвоздь. Самообладанием стоило восхититься, но не осталось времени.
Женщина замычала, отчаянно задёргалась, пытаясь вырваться. Шевцов придавил её всей массой и держал из последних сил, пыхтя от натуги. Неоднократно проигрывая ситуацию в мыслях, он и не представлял, насколько будет трудно.
Глаза Анны выпучились. Казалось, они вот-вот вывалятся из орбит. Зрачки расширились до отказа. Непонимание! Боль! Ужас! Неистовство осознания запредельного! Меркнущий отблеск оборванного…
В юности, когда отец брал с собой на охоту, ему приходилось добивать ножом раненых животных. Те вели себя не в пример спокойнее. Интересно, успела ли Анна его проклясть, поняв, что происходит?..
Когда она обмякла, Шевцов отпустил безжизненное тело и отстранился, не испытывая ничего, кроме удовлетворения от того, что всё уже позади и непоправимо. Потом пришла мысль, что удалась только первая половина дела.
«Но зато самая сложная», — хмыкнул Сергей, осматривая окрестности и одновременно проверяя правой рукой пульс на шее бывшей жены.
Жилка не билась. В косых лучах утреннего солнца, прорезающих кроны деревьев, чирикали птицы — единственные свидетели преступления.
«Нет, восстановления справедливости, какой бы ей ни суждено стать… — поправил себя и фыркнул: — Май — чудесное время для восстановления».
На распухшую до безобразия отвисшую губу Анны изо рта вылезло насекомое, волоча за собой ниточки слюны. Он щелчком смахнул его, поднялся, придал мёртвому телу сидячее положение и, не спеша, чтобы не привлекать внимания, пошёл прочь. Обнаружат её быстро — мимо лица, обратившегося в чудовищную маску, вряд ли пройдут равнодушно.
…Так что же он чувствовал, когда в руках сотрясалось, выгибаясь дугой, тело? Он ведь живой человек! Пусть тогда казался себе роботом, но теперь, вспоминая, испытывает же хоть что-нибудь или нет?
Может, проникается ужасом происшедшего? Вряд ли, кошмар был её уделом. Скорее ощущает те же отстранённость и брезгливость, будто следит за всем на экране монитора. Возможно, его отпустит, и тогда нахлынут сожаление, осознание жути того, что натворил, отвращения к себе… Быть может, это случится, когда раздастся звонок и чужой голос сообщит, что его жена мертва? Вполне возможно… А может, и нет, ведь смерть Анны — только начало, и предстоит убить ещё одного человека. Ради чего всё, по большому счёту, и затевалось с того дня, как пришло письмо.

* * *

Тот вечер ничем не отличался от сегодняшнего, разве что за окном шелестел дождь. В нескольких коротких строчках и-мейла не было и намёка на скорый апокалипсис. Наоборот — ключом била жизнерадостность. Пасынок восторженно писал о гранте, предоставленном ему Массачусетским технологическим для продолжения исследований. Затем к радости примешивалось сожаление, что они не смогли увидеться, как планировалось. Заканчивалось послание обычным сетованием, мол, зря отчим не живёт с матерью, и пожеланием: «Найди время, придумай что-нибудь, ведь раньше было так здорово». В постскриптуме — заверения, что они обязательно встретятся в следующем году. Обыкновенное, в общем, письмо, но, тем не менее, ставшее смертным приговором миру, в котором отправлено.
Когда Сергей первый раз пробежал глазами написанное, он тоже пожалел, что Жорка не приедет на его сорокапятилетний юбилей. Потом взгляд вернулся к просьбе «придумать что-нибудь».
Шевцов откинулся на спинку кресла и невесело усмехнулся. Жорка, наивный гений, который в свои двадцать собирался перевернуть мир — причём очень похоже, что у него всё получится, — был дорог его сердцу. Как-никак, а воспитывал с двух лет, и пресловутой проблемы отцов и детей у них не наблюдалось. То есть такой, как в нормальных семьях, когда подрастающее поколение плюёт на опыт предков, доводя тех до белого каления и прочих неприятностей на свою голову. На проделки, впрочем, как и на сверстников, у Жорки просто не было времени — его привлекало совсем другое.
Однажды Анна решила, что такое положение дел не очень нормально — не может подросток настолько не интересоваться окружающим! И настояла, чтобы муж, как выразилась высоким казённым стилем, «поискал с Георгием точки соприкосновения». Такие обороты речи были явным признаком её внутреннего неудовлетворения и, следовательно, назревающего скандала.
В общем, чёрт знает, какая муха её укусила в тот день, но Шевцов, привыкший к спокойствию в семье, не стал спорить. Правда, будучи дизайнером, в дебрях физмата, покоривших пасынка, не понимал ни бельмеса. Поэтому, порывшись в памяти, Сергей насилу отыскал математическую заумь, которая завалялась там с институтских времён, да и ляпнул её за ужином. И тут же наткнулся на изумлённый взгляд Жорки — в те годы чернявого тринадцатилетнего пацана с синими глазами.
— Пап, — сказал тот, — эту точку зрения похоронили еще лет тридцать назад.
— Что, серьёзно?
— Ага, — Жорка кивнул, прожевал и добавил: — Уже в те годы доминировала теория… — увидев, как глаза отчима зашторились непониманием, оборвал себя: — А, ладно. Не твоё это, смирись.
Шевцов поперхнулся.
— Почему?!
Пасынок посмотрел на него с явным сожалением.
— Ладно, зайдём с другой стороны. Что такое винтовая лестница?
— Ну… это… — Сергей спиралеобразным движением руки изобразил своё понимание образа и тут же возмутился: — Да причём здесь какая-то лестница?!
Жорка снисходительно ухмыльнулся и выдал менторским тоном целую тираду:
— Это лестница, проекционный контур которой имеет форму окружности. В центре у неё опорная стойка, несущая всю нагрузку. К стойке лучеобразно по спирали и крепятся ступени, сечёшь? Она является разновидностью спиральной и отличается от неё компактностью благодаря «закручиванию» спирали вокруг опорного столба или центральной оси, проходящей через внутреннюю кромку ступеней. Короче, у этой лестницы нет пространства между внутренними витками спирали. Усёк?
Первой, глянув на вытянувшуюся физиономию мужа, захохотала Анна. Когда ошеломлённого Шевцова немного отпустило, он тоже хихикнул. Правда, через силу и скорее, как говорится, для поддержания разговора. Жорка же окончательно добил фразой:
— Пойми, пап, мы мыслим разными полушариями, тебе ближе образы, а мне — логика.
После такого объяснения всякие попытки найти научные «точки соприкосновения» Сергей оставил, что не мешало обсуждать с Жоркой вялотекущую шизофрению окружающей жизни. С ней пацану поневоле приходилось сталкиваться, пока он, окончив экстерном политех, не уехал в Англию. Юношеский максимализм брал своё, и пасынок считал, что его талант нужен всему миру. С его точки зрения, так было не просто правильно, но и в высшей степени логично.
Может, поэтому логичный Жорка и верил свято, что стоит отчиму сделать шаг навстречу, как мать тут же броситься ему в объятия, но… Его познания в психологии весьма уступали уровню понимания той же единой теории поля. Не учитывал он, что семья отнюдь не послушные иксы в жёстких рамках уравнений. Уже года три Сергей с Анной жили не то, что порознь, а вообще в разных городах. И если жалели о разрыве, то лишь в одиночестве вспоминая прошлое. По крайней мере, так случалось с ним.
Как было с Анной, он не сильно интересовался, поддерживая уже бессмысленные отношения лишь поздравлениями по праздникам. Мать гения жила одна, отчётливо сознавая разницу между своими учениками и сыном. Это, должно быть, делало её не только счастливой, но и довольной собой даже в те моменты жизни, когда белые полосы сменялись черными. Анна всегда находила утешение в том, что сын действительно самый лучший. Случалось, раньше Сергей жалел, что у них нет общих детей, но, представляя, как бы они выглядели на фоне гения, говорил себе, что нет худа без добра. Он не был лишён циничного рационализма, считая, что в мире и без того немало ущербных.
Дерябнуть в одиночестве Шевцову тоже не претило, а налить себе было самое время. Он отправился на кухню, достал из навесного шкафчика початую бутылку «Борисфена» и отмерил на два пальца в стакан. Подняв его, сделал заздравный жест в сторону чайника, выпил и причмокнул. Коньяк был неплох, а вот всё остальное…
Вид двора с третьего этажа не радовал. За окном темнело, шёл дождь — апрель выдался гнусным. По стеклу ползали прозрачные амёбы капель. Мерзко дрожа под порывами ветра, они бросались на соседок, поглощали их, чтобы, в конце концов, сползти в лужу безысходности, слиться там с аморфными трупами. Это навевало мысли о конечности возможностей и быстротечности бытия.
Шевцов налил ещё. Глоток коньяка скользнул внутрь, захотелось закурить. Вспомнилась мясистая докторша, которая, взглянув на днях на его кардиограмму, засверкала очками и начала брызгать слюной в том смысле, что ему наплевать на своё сердце. От неожиданности он едва не свалился со стула. Ну никак не ожидал такой истеричной реакции от той, кто, казалось бы, должна по-матерински пожурить и посоветовать бег трусцой или ещё какие лечебные примочки. Но чтобы так орать!..
— К чёрту… — пробормотал Шевцов, достал из того же шкафчика распечатанную пачку сигарет, открыл обе форточки и закурил.
После первой затяжки Сергей присел на табурет, от следующей голова закружилась не на шутку. Ещё один глоток коньяка преобразовал глухую тоску в лёгкую печаль. Ну не будет Жорки на дне рождения, и ладно. Может, оно и к лучшему. О чём с ним говорить? О матери, с которой руки не дошли развестись? Причём никак не из-за того, что оставалась надежда на реанимацию отношений. Просто жизнь незаметно растеряла мишуру, разбавила адреналин молодости формалином зрелости, подменила эмоции антидепрессантами безучастных улыбок и не оставила фантазиям места. И не уедь он, то сейчас обсуждал бы с Анной, лениво почёсываясь, письмо Жорки, его успехи и свои печали…
«Позвонить ей, что ли?» — подумал Сергей, допил коньяк, затянулся и от мысли отказался. Тогда он не мог не уехать — отец, у которого обострилась болезнь Альцгеймера, требовал постоянного ухода, а приходящая сиделка уже не справлялась. И Анна всё прекрасно понимала. И не устраивала ссоры. Наверняка ей было безразлично, когда он вернётся. Если вернётся… Она уже затвердела в роли матери гения, чёрт бы её побрал!
Почти три года с больным отцом. Безвылазно — слава богу, нашёл удалённую работу на дому. Лекарства за бешеные деньги, подгузники, катетеры, кормежки, ненасытные лапы врачей, а потом и пролетариев от ритуальных услуг…
Шевцов налил ещё. Лёгкая печаль умерла вместе с окурком на дне пепельницы. Охватившая его старая злоба заставила скрипнуть зубами. Он залпом выпил коньяк и снова закурил, жадно затянувшись. На мгновение захотелось схватить отцовский карабин, выбежать на улицу и расстрелять свинцовую тоску над головой, проливающую слёзы по его никчёмной жизни. Однако сдержался — не стоит стрелять в белый свет как в копеечку. Слова, которые отец говорил, когда он промахивался, запомнились навсегда. Ещё старик ему втолковывал, что стрелять всегда надо на холодную голову — выдохнуть, прицелиться и пальнуть, превращая цель в жаркое.
Забавно вышло тогда с участковым, когда тот после похорон зашёл спросить, куда подевалось отцовское оружие. Даже грозил суровыми карами в случае, если Сергей не сдаст карабин. А он послал его к чёрту, поинтересовавшись, знает ли тот, по чём нынче медицина? И не лечение, а всего лишь поддержание жизни в отце, который, стоило только задержаться с уколом, погружался в один ему ведомый мир кошмаров. Исчез, в общем, карабин в неизвестном направлении вместе с дядькой в шляпе, забывшем представиться, понял?
Пообещав вернуться с ордером на обыск, старлей исчез и больше на глаза не попадался. А оружие лежало в надёжном месте. И будет там, пока… Ну, пока жизнь не достанет Шевцова окончательно. Покуда же соблазн сунуть дуло в рот был невелик: он надеялся на сердце, которое остановится вовремя вопреки настораживающей наследственности. И всё же наличие «пожарного выхода» грело душу. Очень уж долго и жестоко мучился отец.
Сергей затушил сигарету, вернулся в комнату, сел за компьютер, включил настольную лампу и саркастически хмыкнул. Вот он — жидкокристаллический тупик, а заодно и радуга в конце туннеля. Завалить десяток-другой монстров, что ли? Да ну их!
Мысли прыгнули назад, к Анне. А ведь могла бы поехать с ним! Что её держало в столице?..
Он оскалился — а что она имела бы здесь? То-то же… А ты говоришь — найди время! И что он скажет? Давно не виделись? Как дела? Как жизнь? А жизнь — вот она, в директориях винта, где лежат фотографии.
Сергей открыл одну из папок, включил слайд-шоу и тупо уставился на экран. Снимки сменяли друг друга, как пули в ленте. Не настолько, конечно, быстро, но каждый словно оставлял дыру в завесе прожитых лет.
Сканированное детство, школа, несколько штук из института… Свадьбы знакомых, крестины, дни рождения, чьи-то похороны… Анна. Он с ней. Часто.
Фотографии мелькали перед глазами, Шевцов вспоминал, вспоминал, вспоминал… А потом подспудная тоска по Анне вырвалась на волю, заставила всерьёз отнестись к Жоркиному пожеланию что-нибудь придумать и напрячь мозги.
Ему отчаянно захотелось посмотреть в её глаза — что-что, а настроение Анны по выражению взгляда угадывать научился. И если там заметит хотя бы намёк…
С чего же начать?.. Идей не было. М-да, что ж, придется поднажать на акселератор!
Сергей отправился на кухню готовить кофе. Пока закипал чайник, он смотрел в окно, где на фоне ночи угадывался его двоящийся силуэт. И вместо того чтобы размышлять над тем, как вернуться к Анне, вдруг представил, что наблюдает за собой со стороны. Стоило Шевцову это сделать, как его внезапно окутало странное ощущение, словно так оно и есть. Картинка нарисовалась очень чёткой: начинающий лысеть и расплываться животом полупьяный мужик с тупым взглядом стоит в клетчатой байковой рубашке на кухне, не блещущей хай-теком и чистотой.
Чудная фантазия вызвала дежа вю и неприятный холодок в животе. Шевцов помотал головой — видение не из тех, которые хотелось бы запомнить. Неприятное, жутковатое и постыдное, будто и вправду заглянул в чужое окно…
Чайник закипел. Сергей снял его с плиты, повернулся спиной к окну, залил в кружку воды и втянул носом пар, но это не доставило никакого удовольствия. Наоборот, когда аромат ударил в ноздри, на запятках памяти мелькнула докторша. Была она в белой сутане и, судя по вдохновенному выражению лица, вещала мрачные пророчества.
Шевцов фыркнул, посылая её туда, где предсказателям самая тёмная яма. Однако вместо того, чтобы вдохнуть глубже и порадоваться жизни, мрачно подумал: «А ведь когда-нибудь завоняюсь… И обнаружат меня соседи исключительно благодаря запаху протухшего мяса. В руках будет карабин, а в черепушке — дырка. Пичалька, мля…»
Он кисло поморщился: надо же какая гадость в голову лезет! Ты думай о встрече, а не…
Из памяти упорно не шёл силуэт в окне. Очень уж он вписывался в ночную реальность и, возможно, был намного более настоящим, чем Сергей сейчас себя чувствовал. По-дурацки вытаращившийся в окно образ, будто увиденный из параллельного мира, упрямо маячил перед внутренним взором. Он даже помотал башкой, как бык, которого достали до печёнок мухи, отхлебнул кофе и закурил.
«Не к тому врачу ты ходил, тебе к мозгоправу надо! Давай, о деле думай, пока мозги окончательно набекрень не съехали!»
Сознание того, что силуэт смотрит в спину, было сильнее желания. Шевцов схватил бутылку «Борисфена», подрагивающей рукой вылил остатки в кружку, поднял её и рывком обернулся. Ближайшее отражение, будто в страхе, слилось с дальним, а то, чёткое и словно бы выпуклое, вытаращилось на Сергея, явно испуганное внезапностью его действий.
— То-то! Будешь знать, как подглядывать, — процедил он и сделал большой глоток.
Анна любила смесь кофе с коньяком. Сам он считал, что их лучше пить по отдельности, но теперь не до того, чтобы привередничать. Отняв от лица кружку, Сергей победно глянул в окно. Однако своим торжеством жил всего несколько мгновений — отражение с непередаваемой жалостью смотрело на него. От его сочувствия стало совсем не по себе.
Неожиданно рядом с правой рукой силуэта во тьме проявились два бледных огонька. Спустя секунду Шевцов сообразил, что это глаза. И принадлежат они очертаниям здоровенного серого кота. Которого у него никогда не было!
Внезапно он опять увидел кухню со стороны, вот только сам выглядел вдвое меньше. И словно прозрел: «Так видит жертву хищник! Так смотрит кот на мышь! Бежать!..»
Сергей выронил кружку и, пока та с грохотом разлеталась на части, быстро попятился вон из кухни.
«У меня — белка!.. Да откуда?! Я же столько не пью!..»
Сердце выскакивало из груди, бухало в ушах, стремясь просочиться наружу кровавым фаршем. Сам же всем телом привалился к закрытой кухонной двери, ожидая, как вот-вот почувствует мягкое давление. С той стороны. Мягкое, но неумолимое. И дверь ему не удержать. Она плавно откроется и сначала в щель скользнёт кот, а затем…
Время шло, но ничего не происходило. Он постепенно успокоился, обзывая себя параноиком — да фары это были вдалеке, а не кошачьи глаза! — и отошёл от двери. Опасаясь, однако, повернуться к ней спиной. Наткнулся на кресло и тяжело плюхнулся в него.
«Наверное, в жизни каждому хоть раз, да бывают жуткие видения… Мол, окстись, пока не поздно! А тут химерная врачиха, депрессивный дождь, коньяк опять же… Да уж, хорошо бы возвратить деньки, когда никакая чертовщина не знала ко мне дороги. Но вот как всё сделать без ущерба для гордости, если в свете начинающей течь крыши и возможной вонючести маячит шкурный интерес? Вот если бы мы пересеклись случайно… Точно, хорошо бы организовать спонтанную встречу! Но как?»
Умирать не хотелось. Свихнуться перед смертью — тем более. Извилины начали прямо-таки пульсировать от напряжения.
«Интересно, где тот фанат — виновник знакомства? В могиле? Наверное. А ведь мог бы повторить свой, хм, подвиг. Хотя он в любом случае герой неизвестный… Что ж, если повода нет, то его нужно создать!»
Видать, стресс здорово встряхнул мозг, потому как пришедшая идея показалась настолько великолепной, что Шевцов моментально напрочь забыл о недавних страхах. Ну, Жорка, ты просил что-нибудь придумать, значит, теперь не обессудь — быть тебе заочным героем! М-да, потом посмеёмся вместе.
Описание неведомого благодетеля, как о нём рассказывала Анна, память сохранила — серый плащ, кепка, рыжая бородка, очки в роговой оправе, ярко-синие глаза. В общем, ничего выдающегося, вполне себе обычная личность, приближённая к поэтическим кругам. Придать выражению взгляда собственной значимости, добавить чуток мрачной сумасшедшинки в прищуре, превосходства в линии губ, а бороде — увядающей дерзости, и всё будет в ажуре.
Первым делом Сергей выбрал фотографию Жорки поновее и запустил программу, которая в процессе обработки старила лицо. Вскоре пасынок на изображении выглядел так, как, возможно, будет смотреться лет в шестьдесят. Морщины, обвисшие щёки, мешки под глазами — не сказать, что сильно ужасно, но всё-таки не очень привлекательно.

* Текст выложен частично. Полный текст находится в архиве.

Оценки судей:

[Monk]

Неплохо написано, я бы даже сказал: сильно. Особенно начало. Но затянуто. Скучновато стало к финалу. И постоянные камбеки лично меня раздражают. Не люблю. В результате к концу рассказа в моей голове все перемешалось. Убил он жену или не убил - я так и не понял... А тут еще теория о параллельных сущностях...

[Огги]

Цитата: Автор: Monk И постоянные камбеки

Да уж, без них просто никуда http://www.youtube.com/watch?v=hXqMrXkPHfE

[Берта]

Трудно комментировать. Гораздо легче читается про ожившего мертвеца, чем про испражнения заболевающей психики В этом плане автор большой молодец, получилось.

[Sibirjakov]

Написано хорошо.Эпизод с осой хоть и странный,описан классно.Но вот я читал,читал,читал с ридера...а до ужасов так и не добрался. В плане затягивания читателя в водоворот истории,в плане динамики, каких-то событий - рассказ скучный. Читать о загнивающем мире маленького человека, возомнившего себя Наполеоном...когда все подано так долго и тягуче - не хочется. Тем более что причины, вызвавшие безумие - сшиты белыми нитками.
Но язык отличный и он тащит рассказ.

[Monk]

Цитата: Автор: Sibirjakov а до ужасов так и не добрался.

Вот вы всех критикуете в плане ужасов... А что в вашем понимании ужас? Что для вас лично было бы страшным? Очень интересно, какими критериями вы пользуетесь.

[Огги]

Цитата: Автор: Sibirjakov причины, вызвавшие безумие - сшиты белыми нитками

В расске нет безумия, как и белых ниток - есть немножко кошмаров с бодуна и как бы реальный контакт с параллельным двойником.

[Мамзель]

Прочитала, но, увы, рассказом не прониклась, а в конце и вовсе запуталась. звиняйте автор))