Дитя проклятых

[Зогар Саг]

Дитя проклятых

Ночь простерла черные крылья над миром и молодой месяц посеребрил своим сиянием вершины поросших лесом холмов. Только два из них были столь высоки, что могли именоваться горами. От остальных возвышенностей их отличало отсутствие деревьев на вершинах - лишь странные, нигде в округе не известные, травы росли тут. В темнеющем небе сновали летучие мыши, из леса обступивших горы слышался стрекот цикад и крики ночных птиц, от Гнилой Липы слышалось неумолчное лягушачье кваканье.

Но вот звуки просыпающейся ночи затихли и, в наступившей тишине, в лесу послышался конский топот. С треском раздвинулись кусты и на лесную поляну вылетел всадник. Бока его скакуна ходили ходуном, изо рта вырывался прерывистый хрип, на губах пузырилась кровавая пена. Из бока коня торчал оперенный наконечник стрелы.

Было видно, что животное еле стоит на ногах, из последних сил выдерживая наездника – высокого, широкоплечего мужчину, массивным сложением напоминавшим вековой дуб. Одет он был в стеганую темную куртку, подбитую волчьим мехом и тесные кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги. У пояса всадника висел тяжелый нож, а из-за правого плеча выглядывала рукоять широкого меча. Длинные, до плеч, рыжие волосы стягивал кожаный ремешок. Рыжей была и короткая борода, обрамлявшая широкое лицо с грубыми чертами.

Холодные голубые глаза сузились, осматривая дрожащую лошадь, широкая рука провела по крупу, но едва сильные пальцы приблизились к торчащей стреле, как конь жалобно заржал, шарахнувшись в сторону.

-Тихо, тихо,- успокаивающе произнес всадник, гладя свалявшуюся гриву животного. Затем отошел в сторону, встал на колени и приложил ухо земле. Выругался сквозь зубы - издалека слышался пусть и приглушенный, но все же явственно слышимый конский топот. Те, кто упорно шел по следу рыжебородого, не потеряли его и здесь, приближаясь с каждым мигом. Всадник повернулся к коню - тот лежал на земле, закрыв глаза и вздрагивая всем телом. Было очевидно, что он не встанет на ноги.

Всадник вновь выругался, потянувшись рукой к ножу на поясе. Блеснула острая сталь и конь, булькая кровью, затих у ног рыжего всадника. Тот вытер лезвие о куртку и бесшумной тенью заскользил вниз по склону.

Распугивая мелкую лесную живность, по лесной тропинке промчался гнедой жеребец. На нем восседал немолодой татарин, в темных шароварах и плащом-ямурлахом, накинутым на рубаху-стеганку. Седеющие черные волосы прикрывала шапка, к спине был приторочен лук, с пояса свисал колчан с десятком стрел и длинная сабля. Раскосые темные глаза сверкали голодным блеском, как у волка, вышедшего на охоту.

Справа и слева поднимались холмы, поросшие густым лесом. Привыкший к степным просторам всадник чувствовал себя неуютно забравшись в самое сердце разоренной, истекавшей кровью лесной страны, да еще и ночью. Он с облегчением вздохнул, когда лес впереди начал редеть.

Лунный свет пробился сквозь лесные ветви, высветив некий круглый предмет, болтавшийся меж развесистых грабовых веток. Перед всадником, словно в кошмарном сне проплыли глаза в которых застыл ужас, впавшие щеки, раскрытый рот.

-Мансур?

С веток, подвешенная за черные волосы свисала отрезанная голова. Судя по скулам и разрезу глаз, человек, носивший некогда эту голову на плечах, принадлежал к тому же племени, что и всадник. Тот потянулся снять останки соплеменника, однако отрубленная голова, держалась крепче, чем казалось на первый взгляд, и он с силой дернул ее на себя

Только вставший на дыбы конь спас татарина, когда с веток дерева сорвалось бревно, ощерившееся заостренными сучьями. Подвешенный на сплетенных лианах плюща, снаряд с силой ударил под брюхо жалобно заржавшему коню, опрокинувшемуся на бок с разорванным животом. Отчаянно ругающийся всадник, изо всех сил пытался выбраться из-под придавившего его скакуна. Ему удалось это сделать, как раз когда из кустов молчаливым лесным хищником прыгнул рыжебородый воин. В лунном свете блеснула сталь меча, занесенного над головой татарина, едва успевшего откатиться в сторону. Сорвав с пояса саблю он отбил второй удар воина, попытавшись, в свою очередь, нанести ответный выпад - тоже без успеха. Клинки сшибались, со звоном высекая искры и оба воина кружили по поляне, вокруг хрипящего в предсмертных судорогах коня, ожидая оплошки соперника.

-Неверный пес!- выплюнул всадник,- почему ты прячешься за мертвую лошадь? Клянусь Аллахом, у моего коня было больше храбрости, чем у тебя, блевотина шайтана!

-Твой дружок, который быстрее спешил к своей смерти, тоже много говорил,- усмехнулся воин,- как и те трое дураков, что сейчас кормят коршунов в Гологорах.

-Ты бил им в спину, как и любой шакал. Но видит Аллах, сегодня твоя удача кончится. За твою голову я получу золотом по ее весу.

Больше они не говорили - только обменивались ударами, сберегая силы. Худощавый, низкорослый татарин был проворнее, но слабее своего противника, к тому же он не привык к ближнему бою, предпочитая стрелять из лука. Вот нога степняка подвернулась на скользкой земле, и он упал на колено, едва успев подставить саблю под меч врага. Новый удар оказался столь силен, что выбил оружие из рук татарина. Он попытался откатиться в сторону, но его противник с неожиданной для столь массивного человека ловкостью прыгнул вперед. Германский меч ударил со страшной силой и татарин, завывая как раненный зверь, скорчился на земле, зажимая руками огромную рану в боку.

Его противник вытер меч пучком листьев и не спеша убирая его в ножны, подошел к стонущему татарину. Присел рядом на корточки.

-Кто послал вас за мной? - буднично спросил он.

-Ям…гурчи,- выдохнул всадник скривившись от боли.

-Калга,- воин улыбнулся,- интересно хан знает, о том, что задумал его младший брат или тот решил напрямую расплатиться с Баязидом? Впрочем, не псу вроде тебя знать об этом.

-Мы почти достали тебя в Гологорах, - плюнул кровью кочевник, - кто же знал…

-Кто знал,- усмехнулся воин,- Ямгурчи-Гирай мог и знать, что для охоты за мной нужно что-то посерьезнее, чем пять паршивых татар. Или вы не единственные? Кто еще хочет получить награду от Ямгурчи?

-Найдется кому,- побледневшие губы искривились в подобии улыбки,- калга уже послал гонца к Бурнаш-Гираю. Баязид Вели слишком праведен, чтобы позволить отродью Иблиса вроде тебя коптить небо. Твоя голова - небольшая плата за милость султана.

-Многие хотели снять ее с плеч, - усмехнулся рыжебородый, - угадай, где они сейчас..

Татарин хотел еще что-то сказать, но рыжебородый уже занес меч. Острый клинок ударил серой змеей, с одного удара отрубив татарину голову. Воин поднял ее за волосы и заглянул в мертвые глаза, еще полные страха и ненависти. Криво усмехнувшись, он спрыгнул с коня и, подойдя к могучему вязу, стал рыться в черном перегное у корней. Вот сильные, поросшие рыжим волосом пальцы, нащупали кожаный ремень и всадник одним мощным движением вырвал из тайника большую сумку. Развязав завязки у горла, он швырнул туда отрубленную голову и вновь туго затянул кожаные ремешки.

Он уже хотел отправиться восвояси, когда что-то заставило его бросить взгляд на одну из безлесных гор, вершина которой проглядывала сквозь деревья. Сейчас там происходило что-то странное: гора мерцала зеленоватыми огнями, будто ее со всех сторон облепила стая светляков то взлетавших вверх, то вновь опускавшихся на землю. Странник сощурил глаза: показалось или и впрямь в этом призрачном сиянии проскользнула какая-то черная тень? Мрачно усмехнувшись в рыжую бороду, воин закинул сумку через плечо и быстрым шагом направился вниз по склону.


Далее тут: