Поэзия

[Кел-кор]

Стихотворения из книги «Конан и другие Бессмертные»:

Из цикла «Бран МакМорн»:

Песнь народа
(пер. С. Степанова)

Сидел Бран МакМорн на троне высоком,
Бог-солнце канул, запад пылал.
На деву Бран глянул мрачным оком;
«Пой Песнь Народа», — он приказал.

Тьмою морскою темны ее очи,
Алым закатом губы красны,
Скинув, как роза, в преддверии ночи,
Дева коснулась рукою струны.

Лира златая в сдавленном стоне
Вспомнила древний, прекрасный язык.
Бран неподвижно сидел на троне,
В отсветах алых бронзовый лик.

«Первый народ мы, — так дева пела, —
Из неведомой дальней страны мы пришли,
Где море пылало, закат без предела
И высились горы на кромке земли.

Первый Народ — Последняя Раса,
Му затонул, он — легенда и дым.
Ныне акулы по голым террасам,
О Атлантида, гуляют твоим».

Бронзовым Бран сидел изваяньем,
В сполохах алых бился закат,
Лира исполнилась грозным звучаньем,
Словно бы струн перестроили лад.

«Слушай сказание древнего утра —
На берег выбросил моря бурун
Дивную раковину перламутра
С вязью таинственных лунных рун.

Руны гласили: «Первым по водам
Вышел ты из тумана Времен.
Знай — ты станешь Последним Народом
В год, когда будет весь мир сокрушен.

Сын твой, на гору взойдя, содрогнется
Вместе с горою, грозой обуян,
Узрит, как мир, словно свиток, свернется
В мареве дымном и канет в туман.

Ветер смятенным промчит небосводом,
Звездное крошево сдует навек,
Первый Последним станет Народом,
Сын твой — последний земли человек».

Голос тонул, оглушен тишиною,
Эхом вдали затихая без сил,
Ветер веял прохладой ночною,
Запахи леса с собой приносил.

Дева умолкла, кончив сказанье;
Мыши летучие, ночь, тишина.
Бран на троне, как изваянье,
Звезды зажглись, и встала луна.


Из цикла «Соломон Кейн»:

Погибший друг
(пер. М. Семёновой)

Туман стелился под луной,
Клубясь, перетекал.
Один в лесу, во тьме ночной,
Усталый путник спал.

Сэр Ричард Гренвиль встал над ним
И тронул за плечо:
«Беда! Беда! Скорей проснись
И встреть врага мечом!»

Проснулся Кейн и испытал
Лишь радость, не испуг:
Его в ночи остерегал
Давно погибший друг!

И молвил Кейн: «Не мне, о сэр,
Господень смысл понять!
Увы, я видел вашу смерть,
Но вы со мной опять!

Как вышло, что из-за черты
Вернулись вы в сей мир?..» —
«Не время, Кейн! Дрожат листы,
Грядет кровавый пир!

Спешат нагие дикари
По голову твою,
И каждый клялся до зари
Предать тебя копью.

Отмщенья жаждает толпа,
И в бегстве смысла нет:
От их шагов гудит тропа,
Где ты оставил след!»

Едва лишь Кейн успел вскочить,
Стряхнув последний сон, —
Раскрашенные палачи
Бегут со всех сторон!

Но выстрел грянул, точно гром,
Врага сшибая с ног,
И под луною серебром
Сверкнул его клинок!

И с каждой вспышкой серебра
Багровый пламень гас
В зрачках не ведавших добра
Дикарских злобных глаз.

А рядом с ним другой боец
Разил в полночной мгле,
И с каждым выпадом мертвец
Пластался на земле!

Врагам добычи не видать, —
Поют, звенят мечи...
...И прочь отхлынула орда
И сгинула в ночи.

И вновь тиха ночная сень,
И лес молчит опять,
И обернулся к другу Кейн,
Спеша его обнять,

Спеша прижать его к груди:
«О сэр, откуда здесь...»
И что ж? Он снова был один
Под куполом небес.


Возвращение Соломона Кейна
(пер. М. Семёновой)

Над скалами белые чайки вились
И пеной хлестал прибой,
Когда наконец кочевая жизнь
Его привела домой.

Под ветром шуршал прибрежный песок
И к ночи клонился день,
Когда в свой маленький городок
Пришел Соломон Кейн.

Народ сбегался с разных сторон
И следом валил толпой:
Он шел, как призрак былых времен,
По уличной мостовой.

Он все смотрел и смотрел вокруг,
И странен был его взгляд.
Он видел столько горьких разлук
И вот — вернулся назад.

В таверне старой сквозь гул голосов
Поскрипывали слегка
Стропила из девонширских дубов,
Помнившие века.

Кейн поднял пенную кружку в честь
Павших в давнем бою:
«Сэр Ричард Гренвиль сиживал здесь...
С ним я ходил на юг.

Тела мертвецов с собой унося,
Текла по палубам кровь:
На каждое наше по пятьдесят
Испанских было судов!

Сбитые мачты падали вниз,
Мечи ломались в руках,
Но только яростней мы дрались,
И прочь отступал страх!

Длилась багровая круговерть
И новый рассвет вставал,
И сотни стволов изрыгали смерть,
Когда Ричард Гренвиль пал.

Каждому с ним наступит пора
Чашу испить одну...
Но лучше б нам было взорвать корабль
И с честью пойти ко дну!»

Пожар отражался в его глазах
И океана зыбь.
А по запястьям — рубцы на рубцах:
Память испанских дыб.

«А как, — он спросил, — королева Бесс?
Не больно ладил я с ней...»
«На могиле ее воздвигнули крест
Тому уж немало дней».

«Прах к праху!.. — он молвил. — Конец земной —
Могильная тишина...»
А ветер стонал и бился в окно,
И восходила луна.

Скользили по лику ее облака,
Когда Соломон Кейн
Неторопливо повел рассказ
О виденном вдалеке:

«В безбрежном лесу, на чужих ветрах,
Под багровой звездой
В глухую полночь рожденный Страх
Свивает свое гнездо.

Я видел черное колдовство,
Которого больше нет.
Оно отвращало и естество,
И самый Господень свет.

Там в городе, старом, как Смерть сама,
Жила бессмертия дочь.
Во взгляде ее — безумия тьма,
Кровавых пиров ночь.

Там грудами скалились черепа
Во славу красы ее.
Там крови требовала толпа —
Несытое воронье.

Царица была вторая Лилит —
Огонь и кровь на челе!
И был поцелуй ее ядовит...
Теперь она спит в земле.

Сразил я вампира, что высосал кровь
У черного князя из жил.
А после блуждал меж серых холмов,
Где мертвый народ жил.

Господь не оставил меня в тот день,
Орудьем гнева избрав,
И я оградил племена людей,
Земное земле отдав.

Я демонов видел в ночи полет,
И кожистых крыльев песнь
Сперва мое сердце одела в лед,
Потом позвала на месть.

Но все это в прошлом!.. Родной порог
Меня наконец манит.
Я стал староват для дальних дорог,
Забравших мои дни.

Довольно сражений и дальних стран,
Отмеренных мне судьбой...»
...Но где-то в ночи гремел океан
И скалы крушил прибой.

Он пену валов швырял в пустоту,
Стараясь достать до звезд,
И ветер летел и выл на лету,
Как бешеный гончий пес.

И Кейн услыхал тот призрачный зов,
Тот бестелесный стон,
И в глубине холодных зрачков
Вспыхнул былой огонь.

И Кейн оглянулся по сторонам,
Как будто бы в первый раз,
И вышел за дверь, где светила луна,
В серебряных тучах мчась.

Люди за ним поспешили вслед,
И видел добрый народ
Над вершиной холма его силуэт,
Врезанный в серебро.

Надолго ли скрылся?.. В какой предел?..
Чей голос его позвал?..
...И только победную песню пел
Над морем летевший шквал.