"Гора Бен-Морг"

[Михаэль фон Барток]

Бальдур фон Барток.

Конан сначала сдержанно хмыкал, а потом смеялся уже в голос. Бальдур рассказал, как отправили его, брата и дядю королей в ссылку в дальний форт, где он нес службу простым латником, как он прескучив этой службой бежал, как прибился к каравану бродячих артистов, стал ярмарочным бойцом, как дрался он на арене славного города Тарантрии с доселе непобедимым гладиатором из Куша ("сказать, что был черен как сажа не сказать ничего, сажа бела рядом с ним"), как ловкой подсечкой сбил он кушита наземь, как сломал он себе руку о подобную скале челюсть чернокожего, как из последних сил ударом левой руки отправил кушита наземь и каким славным малым оказался этот черный монстр, когда после боя они выпили с ним доброго аргосского, ("эх Конан запомни слова Бальдура Вальдемара фон Бартока, если ты не пил трехлетнего аргосского, то жизнь твоя прошла зря, пусть даже ты и стал великим воином и князем, а впрочем, что аргосское...")
Солнце уже клонилось к закату, когда Конан и Бальдур закончили свою работу. Костер был выше шести футов. Бальдур и Конан взгромоздили тела наверх и разожгли огонь.
Вскоре им пришлось отступать от жара. Плавился снег, а промерзшие за ночь тела южан долго не хотели заниматься. Наконец над лесом стал разноситься запах жарящегося мяса.
- Надо наверное что-то сказать. – скорее про себя произнес Бальдур.
- Это воля моего отца. Я бы не стал их хоронить.
- Он хороший человек, Конан. Редкий человек. Надо чтить традиции.
- Вы забрали у них мечи. Значит, они не смогут попасть в чертога Нейда.
- И что станет с ними?
- Не знаю.
- Никто не знает этого, Конан.
Они вернулись уже затемно. Ниал не стал спрашивать сына ни о чем, он знал, что тот выполнил его волю. Мрачный и больной, он сидел за столом и точил ножи – наверное просто что бы отвлечь себя от тяжких мыслей. Но в обществе сына и гостя он не позволил себе демонстрировать упадок духа. Как вчера он велел накрыть стол, как и вчера, лилось пиво, Конан и Бальдур после долгой работы на холоде жадно налегали на еду. Ниал же ел мало и неохотно, но шутил и рассказывал свои истории, странные то были истории, в устах другого человека они походили бы на древние легенды о великих подвигах, но кузнец рассказывал о кровопролитных сражениях, об убитом горном льве так, словно это были смешные похождения. «Жаль будет если это славный человек умрет. Мир станет хоть чуть-чуть а хуже» - подумал Бальдур.
Но что-то нехорошее витало в воздухе и не только болезнь хозяина была тому причиной.
Поэтому Бальдур слишком уж налегал на пиво.
- Конан, дружище, подлей мне еще. – уже чуть заплетающимся языком сказал немедиец и протянул руку с кубком.
Конан налил пива ему из большого кувшина, Бальдур опрокинул и этот кубок залпом.
- Дай пожать твою руку, парень. Ты нравишься мне, клянусь всеми известными богами. И кромом. – с усмешкой добавил барон.
Конан усмехаясь (сам он ограничился всего двумя кубками и не потому, что за ним следил отец), протянул руку.
Бальдур пожал ее и дернулся в каком-то ужасе, словно вместо руки подростка пожал ладонь мертвеца.
Всю жизнь он не верил ни в богов, ни в демонов, смеялся над религиями, озорничал в храме Светлоликого, разоблачал чудеса… но всем этим он не мог заглушить в своих ушах крики своей двоюродной бабки, которую сожгли по обвинению в колдовстве. Не помогло ни могущество семьи, ни заступничество одного из иерархов самой митрианской церкви. Вся ее вина заключалась в том, что она умела предсказывать будущее. Даже суд не приписывал ей ни наведения порчи, ни насланных ураганов, но сама способность видеть будущее была приравнена к занятиям черной магией.
Ее сожгли в полдень на центральной площади, а родственников (и семилетнего Бальдура) принудили присутствовать, что бы снять с себя подозрения в том же грехе. И Бальдур тогда поклялся себе что никогда и никому не предскажет его судьбы… Потому что за это могут сжечь на костре, если ошибешься и могут сжечь если твое предсказание окажется точным. Свой дар он запер в самый прочный сундук в самой глубине своей памяти, а ключ выкинул. И там его дар, и без того скромный умер. Но сейчас его ударило ослепительной вспышкой, каких не было даже в детстве.
Он увидел Конана. Не нынешнего конечно же, но того, каким он станет через тридцать лет – могучего мужа с лицом изуродованным шрамами и грозным пламенем в глазах, сидящего на троне, на троне, который он, Бальдур фон Барток, узнал…На том Конане были черные латы и пурпурная мантия, вышитая гербами многих и многих земель, гербами, которые он Бальдур тоже знал. И еще он увидел себя – седовласого, стоящего на коленях перед Конаном, сыном киммерийского кузнеца.
Бальдур содрогнулся – настолько реальным было видение.
- Ты что призрака увидел? – спросил Ниал.
Бальдур быстро приходил в себя.
- Можно сказать и так. Но кажется это был добрый призрак. – пошутил он.
В ту ночь Бальдур спал плохо. И виной тому было не съеденное в большом количестве мясо, не крепкое пиво и не сожжение трупов. Бальдуру снились тронный зал Тарантрии и Конан мечом касающийся его плеча.
На следующий день Ниалу стало немного лучше. Видимо его сильное тело одолевало забравшуюся в рану болезнь. Бальдур помог Маёв перевязать его и с удовлетворением заметил, что рана по-прежнему чистая.
Конана опять долгое время не было, оказалось, что отец отослал его чистить хлев. Освободился он к полудню. Парень был мрачен. Как видно к крестьянскому труду душа его не лежала.
Бальдур сидя у очага вырезал из дерева пиктского воина. Получалось неплохо.
«Он вырастет воином. Великим воином. А потом станет королем королей, и я Бальдур фон Барток рядом с которым наш нынешний дражайший король, да пожри желтая лихорадка его печень, всего лишь выскочка, буду стоять перед ним на коленях. Или у меня от пива помутился разум?» - Бальдуру никогда не было скучно наедине с собой. «Когда я буду старым и мудрым, хотя неглуп я и сейчас, я обязательно напишу книгу о своей жизни. Все-таки увлекательный роман – моя жизнь. А мне ведь всего двадцать пять. И уже сейчас мне есть что поведать миру. Положительно, есть что поведать» - размышлял он.
- Пикт? – спросил Конан.
- Да.
- Ненавижу пиктов! Они наши враги.
- Пикты не самые дурные люди на земле, Конан.
- Они наши враги!
- И это делает их плохими?
- Они кровожадные демоны. Они убивают нас, уводят в плен, что бы пытать у своих столбов, они едят человеческое мясо! Когда я подрасту и стану воином я пойду с Аэдом против пиктов.
- И вы будете убивать их, и пытать у столбов?
- Да.
- И чем же тогда пикты хуже вас, а вы лучше пиктов?
Конан задумался.
«Паренек – сын кузнеца из заснеженных гор. А я задаю ему вопросы, на которых сломали разум немало ученейших мужей университета. И почему-то уверен, что он ответит мне». Ниал на своем ложе приподнял голову и внимательно слушал их разговор. Кажется он хотел что-то сказать, но не стал перебивать Бальдура.
- Мы не едим людей. Не ходим в набеги только что бы убить врага и съесть его сердце. – сказал Конан.
- Мне пикты говорили, что таким образом они отдают честь убитому ими. И кого попало они есть не будут – они едят только отважных воинов, сильных мужей, что бы их сила и отвага перешли к ним.
- Ты жил с пиктами?
- Некоторое время.
- И почему тебя не убили и не съели? Ведь ты сильный. И ты храбрый.
- Наверное, потому что я не вкусный!
- Ты говоришь смешно, но это не правда. Почему пикты пощадили тебя?
- Почему? Во-первых когда они выяснили, что я не киммериец, из тех которые вторгаются к ним из-за гор, что бы жечь их поселки и грабить их капища, не асир, их тех, которые приплывают на длинных лодках, что бы захватить их в плен и продать в рабство в южных странах, не боссонец, из тех, которые охотятся на них с собаками и не зингарец из тех, что продают им разбавленное вино или ржавые топоры, они задумались, а стоит ли меня убивать.
- Значит, они пощадили тебя только потому, что ваши народы никогда не враждовали?
Для начала наверное поэтому. Но потом… я стал для них чем-то вроде игрушки. Я многое знаю и многое умею. Я, например, умею вырезать из дерева воинов!
Сказав это, Бальдур показал Конану плод своих трудов. Казалось, маленький пикт сейчас оживет и прыгнет с его ладони.
- Это умеют многие.
- Да, но я делаю это хорошо. Я умею петь почти как хороший трубадур и знаю много всяческих фокусов… Пикты они как дети.
- Как дети? Они демоны!
- Дети жестоки, Конан. Ты видимо давно был ребенком и забыл это. – пошутил Бальдур. – У них своя жизнь и прочим ее не понять. Даже я понял немногое, а ведь мои глаза были свободны от пелены многовековой ненависти. Они древний народ, они знали падения и возвышения и пронесли через века свою силу, сохранив чистоту древней крови. В мире у них нет друзей и даже союзников. Убей пикта. Хороший пикт – мертвый пикт – так говорят все, от вас, киммерийцев, до стигийцев, которые пиктов видят только тогда, когда их привозят на невольничьи торги асирские пираты… Боссонцы травят их псами, а вы сжигаете заживо, привязав к деревьям. Их не так много и они живут в Пустоши, среди чащоб и болот. И все равно века и века никто не может ни поработить, ни перебить пиктов. Вечерами у своих костров они поют песни о былом величии своего племени. Жаль я плохо узнал их язык и не понял всего в их песнях, но они красивы. Они как и вы чтут законы гостеприимства. Они очень преданы своему клану и племени и среди них не бывает воровства. Они люди, а не демоны. Но они жестоки, быть может как ни одно другое племя в мире. Тысячелетия войн приучили их к этому. Они не знают милосердия к врагам, они бросают своих раненых, они убивают своих стариков и они в самом деле едят человеческое мясо… Таковы пикты Конан.