Сокровище Джалам Хана

[Стас]

Гражданин П! Новый вид рецензии, с замечаниями, заключенными в скобки прямо по ходу текста и выделенные так любимым Вами багряным цветом.
1. Тёмно-алые капли звёзд (дело происходит в центре шарового скопления, где большинство звезд уже покинуло главную последовательность) мрачно взирали на ночные аллеи, когда никем не замеченная тёмная фигура медленно взбиралась на самую вершину проклятого храма. Цепляясь за декоративные элементы фриза, она упорно ползла наверх – словно букашка, вознамерившаяся бросить вызов богам (фриз — декоративная композиция в виде горизонтальной полосы или ленты, увенчивающей или обрамляющей ту или иную часть архитектурного сооружения; цепляясь за фриз можно перемещаться в сторону, а не наверх). Тишина и покой окутали шадизарские улицы. Лишь ветер иногда доносил до смельчака, как внизу шепчутся древние тамариски (род кустарников и небольших деревьев; листья мелкие, в виде чешуек; цветки мелкие, от бело-розовых до фиолетовых, собраны в длинные кисти; разводятся для закрепления песков и на засолённых почвах. Безусловно, они древние, шепчущие и им самое место в городе.).
О храме Дженгара ходили жуткие легенды. Говорили, что всю эту громаду – от массивного основания, сложенного из циклопических блоков (снова циклопические блоки) - до мрачных багряных (снова багряных) куполов, нависающих (нависающие купола – да, новость архитектуры) над аллеями Шадизара – сложили в незапамятные времена отнюдь не люди (Шадизар, видимо, построили вокруг этого ужасного храма, ничуть его не пугаясь при строительстве). Какая-то странная, извращённая геометрия чувствовалась (геометрия чувствовалась; это не русский язык) в нём, не до конца постижимая человеческим рассудком. Раскинувшийся на огромной площади высокий храм словно подавлял смотрящих; исходящее от него дыхание ничем не объяснимой угрозы и мощи заставляло воров и прочих искателей приключений держаться от него подальше.
Всех, кроме одного. Тёмная фигурка, кажущаяся крохотной на фоне громадных гротескных украшений, живописующих корчащиеся в муках человеческие тела, медленно, но уверенно ползла к вершине храма – туда, в цоколе (Лежащая на фундаменте нижняя, обычно несколько выступающая, утолщённая часть наружной стены здания, сооружения, памятника или колонны – цоколь купола, да) необъятного купола было прорезано небольшое окно (цоколь с окном). Видимо, его не пугали слухи о чудовищных ритуалах, что проводились за закрытыми бронзовыми дверьми; очевидно, он не боялся огромных демонов, по слухам, обитающих внутри храма. Возможно, его привлекали другие пересуды – о несметных сокровищах, что хранились под чёрными алтарями, о грудах драгоценных камней, что помнили самую юность мира. А быть может – его просто влёкли вперёд азарт и жажда приключений.

Странное зрелище являл собой он, бросивший вызов страшным святыням Шадизара, города демонов и полузабытых богов – настолько странное, что случайный прохожий, увидев его на вершине храма, наверняка решил бы, что лунные демоны (лунные снова; все лунное) играют с его глазами, заставляя видеть то, чего нет на самом деле. И поспешил бы скорее далее по улице – прочь от проклятых храмов и давно забытых богов.

Однако загадочного незнакомца подобные соображения, видимо, не волновали. Он уверенно ухватился за морду неприглядного каменного демона и последним рывком ввалился в окно. Прокатившись по гладкому каменному полу, он легко вскочил на ноги. Тускло сверкнуло лезвие ножа в свете мигающих звёзд (ГГ проник ночью в темное помещение; в звездном свете не блестит вообще ничего) . Впрочем, его опасения оказались излишни. Ничто не нарушило тишины – за исключением звука его собственных шагов (ГГ, вроде, вскочил на ноги, и вышагивать еще не начал).

Негромко хмыкнув, нахальный незнакомец вернул нож в ножны и внимательно осмотрел (в кромешной темноте) открывшееся его взгляду помещение (серповидное помещение трудно осмотреть, стоя на месте, часть его всяко будет вне поля зрения). Луны на небе не было, но ночь была совершенно ясной, и небо усеяло огромное количество мерцающих звёзд (ГГ находится в помещении, однако отмечает отсутствие луны и изобилие звезд). Почему-то многие из них были красноватыми – причуда природы или зловещее предзнаменование – кто знает? (никто не знает, это точно)

Грабитель неплохо видел в полутьме (полный мрак сменился полутьмой). Отойдя от окна, он придирчиво изучил стены, пол и потолок полукруглого зала (ГГ отлично видит в темноте). Комната, куда привела его жажда действия, была серповидной формы (комната серповидной формы) – судя по всему, она охватывала целую половину цокольного этажа (цокольный этаж — этаж при отметке пола помещений ниже планировочной отметки земли на высоту не более половины высоты помещений, откуда он взялся под куполом?), за исключением его середины. Вдоль стен стояли невысокие оттоманки (это, вообще-то, двухспальные или односпальные кровати или широкие диваны) – выходит, здесь иногда бывали люди. Стены и пол были изукрашены мозаикой, но какой – в свете звёзд было не разобрать (При естественном освещении даже открытых пространств освещённость горизонтальных поверхностей составляет в безлунную ночь - 0,0005 лк. А в помещении вообще ничего не видно, никому и никогда; цвета не различаются). Впрочем, гораздо больше предполагаемых произведений искусства незнакомца заинтересовала дверь, расположенная в другом (если есть другой конец, значит есть и этот конец) конце комнаты.

Предприимчивый разбойник (разбойник тут не уместен, он уместен на большой дороге) был высок ростом, широк в плечах, движения его были точными и ловкими – несомненно, это был прирождённый воин – или убийца. Пожалуй, его можно было бы назвать тяжеловесным, если бы не удивительная, почти кошачья грация, с которой он перемещался. Густые чёрные волосы ниспадали на плечи; одежда была грубо сработанной, но удобной и прочной. Под короткой смоляной (вообще-то, смоляной, предполагает и блестящий; от жира, видимо) чёлкой сверкали в свете звёзд проницательные голубые глаза (в свете звезд цвета не различаются, в том числе цвет глаз). Черты лица были сокрыты тьмой – но в них было что-то резковатое и суровое – словно их вырубили из камня (черты скрыты, однако «суровые и резковатые»; скрытность выборочна). В сумке на поясе лежала «кошка», моток крепкой верёвки, несколько ножей (раньше нож в ножнах, а теперь, в сумке), и ещё несколько приспособлений – традиционный набор любого вора, «искателя удачи». Родом бесшабашный авантюрист был из далёких и суровых земель, неведомых среди знойного яркого (излишние прилагательные) юга (среди юга – это, конечно, круто). Звали его Конан.

[Стас]

Родился он в суровой, почти всегда заснеженной земле к северо-западу от большинства так называемых цивилизованных стран. С самого детства и до вплоть до настоящего момента (с детства и до момента) ему постоянно приходилось отстаивать свою жизнь – когда приходилось загородить дорогу взбесившемуся дикому быку, которого опасались даже волки (дикие быки отнюдь не традиционная пища волков), когда с мечом в руках он и его сородичи отбивали налёты бесчисленных разбойничьих орд, что то и дело появлялись и заливали кровью суровые края его рождения; когда раскрашенные, не знающие жалости дикари (индейцы) приходили за новыми трофеями для своих болотных святилищ (болотные индейцы). Сражаться для него было столь же естественно, как и жить; колдуны – такими же врагами, как и охотники за рабами. Вера его народа говорила, что любого врага можно одолеть; и он боялся жестоких древних богов ничуть не больше, чем ватаги волков, что однажды преследовала его на перевале между Бритунией и Гипербореей.

Конан и не полагал, что идёт на преступление, забираясь в запретные заморянские храмы; весь его жизненный опят говорил ему о том, что сокровища могут принадлежать тому, кто может их удержать. Но в то же время его нельзя было назвать совсем уж беспринципным – подобно многим обитателям суровых варварских краёв, он был не лишён определённого дикарского благородства; он никогда не поднял бы руку на старика или женщину, и никогда не отобрал бы последний кусок хлеба у того, кто кормил себя своим собственным трудом. Ведомый обычным любопытством и духом авантюризма, он пробрался в самую запретную святыню из всех заморянких храмов – в место, куда большинство шадизарцев даже под страхом смерти не решилось бы войти (вообще сомнительно, что такой ужасный огромный нечеловеческий храм может находиться в Шадизаре). Было бы ошибкой думать, что молодой дикарь размышлял об опасности, оценивал её, как это делают цивилизованные люди; вся его жизнь была одной беспрерывной борьбой за существование. Он действовал, полагаясь на мгновенное побуждение и инстинкт. Импульсивность заставила его пожелать сокровища Яггу-Шохра, жажда приключений и врождённое упрямство заставила довести до логического завершения задуманное. Он был готов рисковать ежесекундно – и рисковал. Даже если бы он знал об невероятных опасностях, поджидающих его внутри святилища, он и не подумал бы вернуться назад. Всё его существо воспротивилось бы такому решению. Всё его существование было безумным вызовов окружающему миру – и, если ему суждено было сложить свою голову в этом храме, он был готов принять подобную судьбу, почитав её волей богов. Но в то же время в нём не было того мрачного фатализма, который столь свойственен диким народам – он был готов бросить вызов самой судьбе, самим богам и бороться за свою жизнь до конца (непонятно, вроде «дикарь-фаталист», во всем видящий волю богов, а дальше – уже как бы нет). Жизнь и должна существовать в бесконечном вызове судьбе, в бесконечном безумии боя – иначе варвар себе и не помышлял. Опасности бы только подстегнули его. Стоит ли говорить о том, что он был совсем молод – ему едва исполнилось 17 зим. Таков бы Конан, не испугавшийся проклятия древних богов и дерзнувший забраться на вершину (на вершину, в цокольный этаж) самого зловещего святилища в Шадизаре.